Главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН профессор О. А. Ржешевский издал книгу «Сталин и Черчилль» , которая читается, как захватывающий политической роман.
В ней широко представлены наряду с советскими записями встреч и бесед двух политиков их английские версии, привлечены неизвестные документы из британских архивов, в том числе из рассекреченного в 1998 году личного досье Черчилля.
Журналист Александр Сабов взял интервью у профессора О. А. Ржешевского.
- «…Британо-советские отношения со времени нападения Германии на СССР как бы в
одночасье изменились» - с такой констатации начинается ваша книга. В самом
деле, Черчилль с первых дней прихода к власти готов был к диалогу со Сталиным.
Как, по-вашему, Олег Александрович, без Черчилля антигитлеровская коалиция
могла бы и не состояться?
- Вполне могло случиться и так. В этой связи стоит напомнить, как Черчилль
пришел к выводу о необходимости объединить мир для борьбы с фашизмом. Еще в
сентябре 1938 года в ходе парламентских дебатов о Мюнхенском соглашении, под
которым Англия поставила свою подпись, он, находясь в оппозиции к правительству
Чемберлена, заявил: «Я нахожу невыносимым сознание, что наша страна входит в
орбиту нацистской Германии».
Через год - в октябре 39-го, когда уже разразилась мировая война, он сказал
нашему послу в Лондоне И. М. Майскому: «Лучше коммунизм, чем нацизм».
22 июня 1941 года Черчилль весь день просидел над речью, которую вечером
произнес по «Би-Би-Си»: подтвердив, что остается последовательным противником
коммунизма, он от имени своего правительства обещал оказать «России и русскому
народу всю помощь, которую только сможем».
На пятый день Отечественной войны между Лондоном и Москвой начался активный
обмен делегациями.
12 июля в Москве было подписано советско-британское соглашение о совместных
действиях против Германии, которое можно считать прологом антигитлеровской
коалиции.
В конце августа по согласованию между двумя правительствами советские и
английские войска были введены в Иран, предотвратив вовлечение этой страны в
войну на стороне Германии.
В конце сентября - начале октября прошла Московская конференция трех держав -
СССР, Великобритания и США впервые определили свои союзнические обязательства
по отношению друг к другу.
- Это и стало рождением антигитлеровской коалиции?
- Еще предстояло подписать договоры между Великобританией и СССР, а затем между
США и СССР. С этой целью в декабре 1941 года в Москву отправился министр
иностранных дел Энтони Иден. На крейсере «Кент» он добрался до Мурманска,
оттуда по железной дороге до Москвы и в тот же день, 16 декабря, был принят
Сталиным.
Однако тут возникли недоразумения: Сталин неожиданно предложил подписать не
только союзный договор, но и секретный протокол к нему о послевоенном
устройстве Европы с признанием границ СССР по состоянию на 22 июня 1941 года.
Иначе говоря признать вхождение Западной Украины, Западной Белоруссии,
Бессарабии и Прибалтийских стран в состав СССР, а также новую границу с
Финляндией после «Зимней войны».
Иден заявил, что ему не дано полномочий подписать такой протокол, тут требуется
решение парламента, согласованное с доминионами, и т. д. Ну что ж, сказал
Сталин, тогда придется подождать и с подписанием договора.
Иден, казалось, уехал ни с чем. Но хотя поставленная цель и не была достигнута,
между сторонами установились доверительные отношения, а в дипломатии это иногда
важнее, чем собственно документ.
Очень сильное впечатление на английского министра произвела поездка в Клин, где
он своими глазами увидел освобожденные Красной Армией территории, разбитую
немецкую технику на полях боев, музей Чайковского, который разорили фашисты.
Все это укрепляло обоюдное стремление к сближению наших стран. Союзный договор
с Великобританией был подписан 26 мая 1942 года в Лондоне, куда прилетел
Молотов.
- Да, но пришлось отступиться от Прибалтики, ведь на этом английская сторона настаивала особенно твердо.
- Не только от Прибалтики. В Лондоне Молотов продолжал
настаивать на признании советских границ по состоянию на 22 июня 1941 года.
Черчилль и Иден категорически возражали. Переговоры опять зашли в тупик.
Когда англичане представили свой проект договора, в котором не оказалось
признания наших границ, Молотов и Майский направили Сталину телеграмму, где
расценили английский проект как неприемлемый, «пустую декларацию, в которой
СССР не нуждается».
Наших дипломатов подстерегала неожиданность: в директиве, полученной через
несколько часов, им предписывалось немедленно подписать договор на английских
условиях и вылететь в Америку, с тем чтобы добиться от союзников открытия
второго фронта в 1942 году. «Вопрос о границах, или скорее о гарантиях
безопасности наших границ на том или ином участке нашей страны, будем решать
силой».
- Все было в руках одного человека, все решал только он?
- Я бы сказал по-другому: последнее слово оставалось за ним.
Это более точная формулировка. Он умел советоваться и учитывать иные мнения.
Это видит любой историк, работающий с документами.
Государственные интересы Сталин отстаивал до конца. Молотов вернулся из
Лондона и Вашингтона с двумя документами, на базе которых завершилось
формирование фундамента антигитлеровской коалиции.
Только благодаря этому СССР мог настойчиво требовать от союзников открытия
Второго фронта.
- Как же в ту пору решился вопрос с Прибалтикой?
- Никак. К нему вернулись на Тегеранской конференции в 1943
году. Там по ходу переговоров со Сталиным Рузвельт дал понять, что он не будет
возражать против того, чтобы после войны Прибалтика осталась в составе
Советского Союза.
Англичане еще до этого сказали, что тоже не будут возражать. Однако ни в
Тегеране, ни в Ялте, ни в Потсдаме решение о признании новых советских границ в
Прибалтике юридически не было закреплено.
Вот по Курильским островам было решение, а по Прибалтике - нет. Юридически
вопрос с Прибалтикой решился только в Хельсинки в 1975 году.
- А где и в какой форме было принято решение по Курилам?
- На Ялтинской конференции в феврале 1945 года, где СССР
обязался вступить в войну с Японией после капитуляции Германии. Это очень
важная оговорка.
Не забудьте, что главной сферой геополитических интересов США, да и
Великобритании тоже, был в ту пору Тихоокеанский бассейн. Западные союзники с
1941 года втягивали нас в войну против Японии. Но мы же не могли!
- Получается, что это они требовали от нас открыть Второй
фронт?
- Сталин ответил: вот разобьем Германию, тогда - общим фронтом против Японии.
СССР выполнил это обязательство.
Говорят документы. Отрывки из книги О. А.
Ржешевского «Сталин и Черчилль»:
После того как Молотов и Иден подписали в Лондоне союзный договор, настало время личной встречи лидеров СССР и Великобритании. Инициативу проявил советский руководитель.
СТАЛИН - ЧЕРЧИЛЛЮ (31 июля 1942 года): «Я был бы весьма признателен Вам, если бы смогли прибыть в СССР для совместного рассмотрения неотложных вопросов войны против Гитлера, угроза со стороны которого в отношении Англии, США и СССР теперь достигла особой силы...»
ЧЕРЧИЛЛЬ, МЕМУАРЫ: «Я размышлял о моей миссии в отношении этого угрюмого, зловещего большевистского государства, которое я когда-то так настойчиво пытался задушить при его рождении и которое вплоть до появления Гитлера я считал смертельным врагом цивилизованной свободы. Что должен был я сказать им теперь? […] Это было все равно, что везти большой кусок льда на Северный полюс. Тем не менее я был уверен, что я обязан лично … поговорить обо всем лицом к лицу со Сталиным, а не полагаться на телеграммы и посредников» (Черчилль У. Вторая мировая война. - М., 1998. - Т. 4. - С. 212).
Так излагает Черчилль основную цель своей поездки в Москву в августе 1942 года. Но вот, например, профессор М. Фолли в докладе "Привезли лед на Северный полюс" высказал на семинаре в Лондоне в 2002 году иную точку зрения.
По его мнению, главным аргументом для поездки Черчилля в Москву явилось письмо, которое он получил от Рузвельта в марте 1942 года, где говорилось, что он один может наладить отношения со Сталиным лучше, чем весь британский МИД и госдепартамент.
Потеря Великобританией лидерства в строительстве антигитлеровской коалиции могла впоследствии дорого обойтись английским интересам в Европе […]
На одной из первых бесед Сталин заявил Черчиллю, что расхождения между западными союзниками и СССР состоят в том, что «англичане и американцы оценивают Второй фронт как второстепенный, а он, Сталин, считает его первостепенным»: «Мы теряем ежедневно 10 тысяч человек. Мы имеем против себя 280 дивизий противника, из них 25 танковых...»
Черчилль ответил, что океаны, моря и транспорт - это факторы, в которых нельзя обвинять западных союзников, и они докажут, что тоже «не лишены храбрости».
ЧЕРЧИЛЛЬ - РУЗВЕЛЬТУ (15 августа 1942 года). «Все мы
отправились в Кремль в 11 часов вечера и были приняты только Сталиным и
Молотовым в присутствии переводчика.
Затем начался весьма неприятный разговор [...] Мы спорили около двух часов, и
он высказал много неприятных вещей, особенно относительно того, что мы слишком
боимся сражаться с немцами, а если бы мы попытались сражаться так, как
сражаются русские, то обнаружили бы, что получается не так уж плохо, что мы
нарушили свое обещание относительно операции «Следжхэммер» (высадка
ограниченного контингента войск на севере Франции. - О. Р.), что мы не
выполнили обязательств по поставкам, обещанным России, и прислали только то,
что оставалось после удовлетворения наших собственных нужд.
Очевидно, эти жалобы были адресованы в такой же мере Соединенным Штатам, как и
Англии. Я недвусмысленно отверг все его утверждения, но без каких-либо
колкостей. Я полагаю, что он не привык к тому, чтобы ему постоянно
противоречили, но он совсем не рассердился и даже оживился. В конце концов он
заявил, что мы не можем продолжать обсуждение в таком духе, что он должен
примириться с нашим решением».
О том, что контакт двух лидеров складывался совсем не просто, свидетельствуют
опубликованные или остающиеся еще в английских архивах записи, которые вели
практически все участники миссии Черчилля.
Они помогают восстановить атмосферу не только на протокольных мероприятиях, но
и «вне протокола».
Черчилль не раз заговаривал о готовности прервать «эти бесперспективные
переговоры».
Он считал, что Сталин разговаривает с ним тоном, не допустимым для
«представителя крупнейшей империи, которая когда-либо существовала в
мире».
Ему даже мерещилось, что Сталин добивается его смещения с поста
премьер-министра.
14 августа 1942 года Черчилль разразился тирадой: «В шкале природы они
[русские] стоят ниже орангутанов».
Наверное, прав академик В. Г. Трухановский, который в своей книге «Уинстон Черчилль» сделал вывод, что «чувства, которые английский премьер-министр питал к Советскому Союзу, в отрицательном смысле влияли и на его позицию в вопросе о Втором фронте и на становление англо-советских отношений».
ЧЕРЧИЛЛЬ - РУЗВЕЛЬТУ (16 августа). «Я отправился попрощаться с г-ном Сталиным
вчера в 7 часов вечера, и мы имели приятную беседу, в ходе которой он дал мне
полный отчет о положении русских, которое оказалось весьма отрадным.
Он весьма уверенно говорит о том, что удержится до зимы. В 8 ч 30 мин вечера,
когда я собирался уходить, он спросил, когда он увидит меня в следующий раз. Я
ответил, что уезжаю на рассвете.
Тогда он сказал: «Почему бы вам не зайти ко мне на квартиру в Кремле и не
выпить немного».
Я отправился к нему и остался на обед, на который был приглашен также г-н
Молотов. Г-н Сталин представил меня своей дочери, славной девушке, которая
робко поцеловала его, но которой не разрешено было остаться на обед. Обед и
редактирование коммюнике продолжались до трех часов утра.
У меня был очень хороший переводчик, и я имел возможность говорить более
свободно. Преобладала атмосфера особой доброжелательности, и мы впервые
установили непринужденные и дружелюбные отношения...»
Английская версия этой незапланированной встречи содержит фрагмент,
отсутствующий в советской записи:
«…Премьер-министр сказал, что в начале 1938 года, еще до
Праги и Мюнхена, у него возник план создания Лиги трех Великих Демократий в
составе Великобритании, США и СССР, которые вместе могли бы вести за собой
мир.
Между ними не существовало антагонистических интересов. Г-н Сталин согласился и
сказал, что он всегда рассчитывал на нечто подобное, но только при
правительстве г-на Чемберлена такой план был бы невозможен...» (Public Record
Office. Prem. 3/7612. P. 35-37.)
Лед, который Черчиллю пришлось доставить «на Северный полюс», удалось растопить.
Сталин и Черчилль встретились снова в конце 1943-го на
Тегеранской конференции.
В октябре 1944-го британский премьер опять был гостем Москвы. В последний раз
всех исторических лидеров антигитлеровской коалиции свела в феврале 1945-го
Ялтинская конференция.
Увы, не дожив всего несколько недель до Победы, умер Рузвельт, и на Потсдамской
конференции в июне 1945-го его сменил Гарри Трумэн. Но там же, в Потсдаме,
внезапно угасла и знаменитая сигара Черчилля.
Среди опубликованных в Англии новых документов содержатся фрагменты его
разговора со Сталиным после заседания конференции 17 июля. Сталин сообщил
Черчиллю, что он отклонил просьбу Японии о посредничестве в переговорах между
США и Японией.
На следующий день Черчилль сказал Сталину, что 25 июля он на один день уедет в
Англию в связи с выборами.
Сталин выразил уверенность, что консервативная партия получит большинство в 80
депутатских мест. Однако на выборах победили лейбористы, и Черчилль в Потсдам
уже не вернулся.
На встрече в Москве в 1944 году между Сталиным и Черчиллем произошел следующий диалог.
«Черчилль заявляет, что он заготовил довольно грязный и
грубый документ, на котором показано распределение влияния Советского Союза и
Великобритании в Румынии, Греции, Югославии, Болгарии [...] Американцы будут
поражены этим документом.
Но Маршал Сталин - реалист, он, Черчилль, тоже не отличается
сентиментальностью, а Иден - это совсем испорченный человек. Он, Черчилль, не
показал этого документа Британскому Кабинету, но Британский Кабинет обыкновенно
соглашается с тем, что он, Черчилль, и Иден предлагают.
Что касается парламента, то в парламенте у Кабинета большинство, да если и
показать парламенту этот документ, он все равно ничего в нем не поймет.
Тов. Сталин говорит, что 25 %, предусмотренных для Англии в Болгарии, не гармонируют с другими цифрами таблицы. Он, тов. Сталин, считал бы необходимым внести поправки, а именно предусмотреть для Советского Союза в Болгарии 90 %, а для Англии10 %". (Запись беседы Сталина с Черчиллем 9 октября 1944 года, советская версия.)
«Грязный», по Черчиллю, документ содержал предложение разделить сферы влияния на Балканах в следующем процентном соотношении: Румыния - 90 % влияния России, 10 % - другие; Греция - 90 % влияния Англии (в сотрудничестве с США), 10% - другие; Югославия и Венгрия - 50 на 50 %; Болгария - 75 % влияния России, 25 % - другим странам.
«Процентное соглашение», предложенное Черчиллем, не было неожиданностью для Сталина, как и то, что ключевым при этом являлся вопрос о Греции, где коммунисты уверенно шли к власти. По свидетельству очевидцев, Сталин поставил синим карандашом галочку на документе и вернул его Черчиллю.
После некоторой паузы премьер произнес: «Не будет ли сочтено
слишком циничным, что мы так запросто решили вопросы, затрагивающие миллионы
людей? Давайте лучше сожжем эту бумагу».
- «Нет, держите ее у себя», - сказал Сталин. Черчилль сложил листок
пополам и спрятал его в карман…
Красная Армия в это время вступила на территорию Югославии, и до границ Греции оставалось рукой подать. Соблазн был велик, но, как позднее писал британский премьер, "Сталин никогда не нарушил данного мне слова".
…Инициатива созыва Ялтинской конференции принадлежала
Рузвельту. Объяснялось это не только тем, что без его участия в октябре 1944
года состоялась встреча Сталина с Черчиллем в Москве.
Американская сторона была особенно заинтересована в согласовании конкретных
сроков вступления СССР в войну с Японией. У Советского Союза были свои
интересы: он по-прежнему настаивал на признании его западных границ по
состоянию на 22 июня 1941 года, а вступление в войну с Японией оговорил рядом
условий.
В соглашении, подписанном руководителями трех держав, предусматривались гарантия независимости Монгольской Народной Республики, восстановление принадлежавших России прав, нарушенных вероломным нападением Японии в 1904 году, а именно возращение СССР южной части Сахалина, интернационализация Дайрена, восстановление аренды на Порт-Артур как на военно-морскую базу СССР, передача Советскому Союзу Курильских островов.
Покидая Крым 14 февраля 1945 года, Черчилль выступил перед
микрофоном кинохроники: «Мы молимся, чтобы никогда русский народ больше не
подвергался тяжелым испытаниям, из которых он вышел с такой славой».
Увы, свою "молитву" он скоро забыл.
«Еще не была побеждена Япония. Атомная бомба еще не родилась. Мир был в смятении. Основа связи - общая опасность, объединявшая великих союзников, - исчезла мгновенно. В моих глазах советская угроза уже заменила собой нацистского врага» (Черчилль У. Вторая мировая война. - М., 1998. - Т.6. С. 538.)
Рассекреченные в последние годы британские документы раскрыли то, о чем Черчилль не решился написать в своих мемуарах. Ключевым документом его личного досье оказался план операции «Немыслимое» - войны против СССР, подготовленный Объединенным штабом планирования военного кабинета.
Под ним стоит дата: 22 мая 1945 года. После победы над
нацистской Германией прошло всего две недели! Первоначальной целью войны
являлось «вытеснить советские войска с территории Польши».
Конечная цель состояла в том, чтобы силами западных союзных армий и не
разоруженных немецких дивизий «оккупировать те районы внутренней России,
лишившись которых эта страна утратит материальные возможности ведения войны и
дальнейшего сопротивления».
Предусматривалось «нанести такое решающее поражение русским вооруженным силам,
которое лишит СССР возможности продолжать войну».
Начало военных действий, указывалось в документе, - 1 июля 1945 года. Но
имперский генеральный штаб Великобритании не поддержал этого плана по причине
превосходства сил Красной Армии.
Знали ли в Москве о британских планах войны против СССР? Советская разведка в Англии была одной из самых эффективных. Видный знаток этого периода профессор Эдинбургского университета Д. Эриксон писал, что план Черчилля помогает объяснить, «почему маршал Жуков неожиданно решил в июне 1945 года перегруппировать свои силы, получил из Москвы приказ укрепить оборону и детально изучить дислокацию войск западных союзников». Эта история еще требует дальнейшего документального исследования.
В секретной переписке с Трумэном английский премьер первым начал использовать
по адресу СССР и Красной Армии такие термины, как «железный занавес»,
«захватчики», «оккупанты».
13 мая 1945 года в выступлении по радио он призвал англичан к бдительности ввиду угрозы восстановления в Европе власти «тоталитарных или полицейских правительств».
Многим было ясно, что имеется в виду Советский Союз. Согласно опросам общественного мнения, в 1945 году около 70 % англичан дружественно относились к СССР. Курс Черчилля на конфронтацию с ССС, без сомнения, явился одной из причин потери консервативной партией парламентского большинства на выборах 1945 года и утраты Черчиллем поста премьер-министра.
Осознав ошибку, 7 ноября 1945 года, в очередную годовщину Октябрьской революции, Черчилль произнес в палате общин речь, в которой безудержно хвалил Сталина: «Я лично не могу чувствовать ничего иного, помимо величайшего восхищения по отношению к этому подлинно великому человеку, отцу своей страны, правящему судьбой своей страны во времена мира и победоносному ее защитнику во время войны».
Два дня спустя эта речь появилась на страницах «Правды».
Сталин, отдыхавший на Кавказе, отреагировал немедленно: «Считаю ошибкой
опубликование речи Черчилля о восхвалении России и Сталина. Все это нужно
Черчиллю, чтобы успокоить свою нечистую совесть и замаскировать свое враждебное
отношение к СССР».
Эти слова могли дойти до Черчилля лишь на волне развернувшейся в Советском
Союзе кампании по разоблачению культа личности Сталина.
Самого Черчилля эта кампания глубоко покоробила. Пережив своего военного соратника на двенадцать лет, он до конца жизни не соглашался с умалением его роли в победе над фашизмом. Разоблачители Сталина не могли не задеть авторитета и других участников «Большой тройки».
...В мае 1940 года в палате общин, вступая в должность премьер-министра, Черчилль сказал, что может обещать только «кровь, пот, тяготы и слезы», через которые надо пройти, чтобы выстоять и победить.
Страстные призывы Черчилля к сопротивлению и борьбе были услышаны, объединили нацию, а его слова и дела сохранила летопись истории ХХ века.
