Республика Молдова: препятствия её становлению

В анализе исходим из того факта, что с 27 августа 1991 года административная граница МССР автоматически стала государственной границей Республики Молдова и де-юре признана мировым сообществом. В этих границах Молдавская ССР создавалась в составе СССР 2 августа 1940 года на базе Приднестровского региона МАССР и Бессарабии без ее Придунайского края.

Учитываем также и то обстоятельство, что еще 23 июня 1990 года кишиневский парламент специальной Декларацией о государственном суверенитете ССРМ признал неправомочным создание МССР 50 лет назад. Ее авторы связывали молдавскую государственность не с провозглашением Молдавской Демократической республик в 1917 г., а с Пактом Молотова-Риббентропа от 23 августа 1939 г., на основе которого Москва якобы отняла 28 июня 1940 г. у Великой Румынии Бессарабию. Молдавские законодатели этой Декларацией фактически денонсировали августовское 1940 г. решение сессии Верховного Совета СССР о создании Молдавской республики. Их решение де-факто и де-юре отвергало границы Молдавского государства 1940 года. Следовательно, они не признавали сам факт его возникновения в 1917 г. и незаконно перемещали Пруто-Днестровское междуречье в те границы, в которые оно было насильно втиснуто в 1918–1940 гг.

Но, если Кишинев в июне 1990 г. не признавал границы молдавской республики 1940 г., то тогда он автоматически лишался права рассматривать границы 50-летней давности как политическую реальность и на 1 января 1990г. Возникла парадоксальная правовая ситуация, поскольку данная Декларация не только признавала границы Румынии по Днестру до 28 июня 1940 г., но и вытолкнула Приднестровье за их пределы. Следовательно, нет предмета для политических и геополитических дискуссий вокруг проблемы Приднестровья. На чем и настаивает Тирасполь, и юридически его позиция безупречна. Однако мировые игроки, исходя из собственных соображений, не вняли ни доводам Кишинева, ни аргументам Тирасполя и пока считаются с фактом существования Молдовы в международно признанных границах.

Исторические и демографические причины современных проблем государственности Республики Молдова.

Границы нынешнего молдавского государства не являются главным предметом нашего рассмотрения. Молдавское государство возникло более 650 лет тому назад, и его границы не были установлены раз и навсегда. Они то расширялись, благодаря собственным дипломатическим и военным успехам, то при поражении суживались либо перекраивались более сильными и могущественными соседями.

Территорией Пруто-Днестровского междуречья и левобережье Днестра владели, начиная со средних веков, Болгария, Киевская Русь, Венгрия, Золотая орда, Польско-литовское государство, Османская и Российская империи. Мы не указываем на присутствие на этой территории различных тюркских племен, таких как половцы (куманы), огузы, печенеги, ногайские татары.

Молдавское княжество было одним из таких государств-владетелей Пруто-Днестровья. Но так сложилось исторически, если смотреть с высоты сегодняшних реалий, что именно на этой территории сохранился молдавский этнос, именно она является этнической территорией его проживания и именно вследствие этого Республика Молдова имеет право на этническое, этнокультурное и политическое самоопределение и быть общепризнанным государством Объединенных наций. Всякие претензии на границы этого государства есть этнический, этнокультурный и политический шовинизм и экстремизм. А его поощрение – молчаливое, закулисное, либо открыто декларируемое со стороны кого бы то ни было – должно расцениваться как поддержка шовинизма и экстремизма и как преступление, совершаемое по отношению к молдавскому государству, члену ООН.

Следует учитывать и тот факт, что рядом с этническими молдаванами в Республике Молдова проживают испокон веков украинцы, поляки, русские, гагаузы, болгары – исторические родины или предки которых имели отношение к территории современной Молдовы. Для них, а также для евреев она тоже является этнической территорией проживания. Следовательно, такие государства, как Украина, Россия, Турция, Болгария, Польша, Израиль не могут и не должны оставаться безучастными к тому, что кто-то не соглашается с существованием Республики Молдова на политической карте мира, а кто-то молчаливо поощряет его. Такими поощрениями можно считать: заявление государственного секретаря США Д. Бейкера в начале 90-х гг. XX века о возможности объединения Молдовы и Румынии путем референдума, принятие Румынии в ЕС, несмотря на то, что Бухарест не признает границу с Республикой Молдова по Пруту. Заявление президента Румынии Траяна Бэсэску о том, что он, как и Ион. Антонеску, отдал бы в 1941 г. приказ войскам пересечь границу с СССР и начать войну на стороне гитлеровской Германии также не получило со стороны Брюсселя и Вашингтона осуждения, что нельзя расценивать иначе, как их молчаливую поддержку реваншистских планов румынских политиков по отношению к Республике Молдова.

Говоря от исторических и этнодемографических причин нынешних проблем молдавской государственности, следует подчеркнуть, что Пруто-Днестровское междуречье самым тесным образом связано с Балканами. Болгары и гагаузы Молдовы имеют балканское происхождение, этнические корни молдаван и румын тоже произрастают оттуда, а украинское, русское и еврейское население Северного Причерноморья столетиями контактировало с Балканами, особенно в период его вхождения в состав Османской империи. Следовательно, балканский менталитет населения правобережной Республики Молдова, балканские этнические процессы в его среде и балканская фрагментарность этнопсихологии и политического поведения полиэтнического населения правого берега Днестра – все это не привнесено извне, а присутствует в нем на генетическом уровне. Достаточно привести параллели без комментария по Болгарии и Македонии, Румыния и Республики Молдова, Сербия и Черногория, Сербия и Косово, Румыния и Венгрии (из-за Трансильвании). А у нас это Молдова – Гагаузия, Молдова и Приднестровье, Кишинев и Тараклия. Граждане правобережной Республики Молдова ничуть не хуже, но и не лучше жителей балканских государств. Влахи и молдаване в прошлом, румыны и молдаване сегодня, а также запрутские молдаване (с румынской этнопсихологией и румынским самосознанием) – молдаване правобережной Молдовы теперь – обладатели балканского психологического и политического образа мышления и портрета поведения населения правого Днестра. Да, полувековая коммунистическая идеологии и практики давили на самосознание и притупили у него инстинкт активной жизненной позиции, но не убили балканскую историческую память у гагаузов, болгар, молдаван и стремление создать себе здесь достойную жизнь, но отдельно друг от друга (Гагаузия, Тараклия, южные районы Молдовы).

Рассмотрим территорию и население Республика Молдова в границах на январь 1990 г., имея в виду, как и когда они сформировались. История свидетельствует:

а) в государственные границы Республики Молдова входит территория, которая 220 лет тому назад входила в состав различных государств: Турции (Буджак), России (Левобережье Днестра в составе Херсонской губернии), Молдавскому княжеству (Пруто-Днестровское междуречье без Буджака и 4-х турецких райи). Включение этих территорий в состав России (1791 и 1812 гг.) и СССР (Бессарабия, 1940 г.) имело то непреходящее историческое значение, что обусловило сохранение здесь молдавского этноса, обеспечив ему расширенное воспроизводство, во-первых, и создало предпосылки для формирования на этой территории его полиэтнического облика, во-вторых.

Молдавская этническая, культурная и политическая идентичность в XIX–XX вв. развивалась в утробе Российской империи и Советского Союза. Возможно, в 1991 году состоялись ее преждевременные роды, в итоге она оказалась недоношенным младенцем, которому нужна была кислородная подушка и искусственное питание. Однако, если мы знаем, что всякая империя не вечна, то необходимо признать, что рано или позже то, что произошло в 1991 г. все равно должно было произойти, возможно, в более благоприятных для Молдовы условиях.

Но это одна сторона исторического процесса. Другая обусловлена тем, что на указанных территориях, особенно на правом берегу Днестра, еще вне рамок Российской империи, наряду с романоязычными молдаванами и небольшой численностью валахов, проживало множество разноязычных народов, главным образом славянского и тюркского происхождения.

А демографическая политика России в Пруто-Днестровском междуречьи (после 1806 г.) и приднестровской части Новороссии (с 1791 г.) заключалась в том, чтобы одновременно с удалением с этой территории нежелательных для Петербурга (по геополитическим соображениям) этнических элементов (высылка ногайцев из Буджака в 1807 г.), осуществлять заселение вновь приобретенных земель дружественными России народами. То есть, Россия приняла эти территории с полиэтническим населением и сохранила на них этническое и языковое разнообразие, лишь видоизменив его этнические составляющие, подстраивая под ними свою балканскую внешнеполитическую стратегию.

Следует подчеркнуть: внутренняя языковая политика России до 1917 г. преследовала цель дать многонациональному населению Бессарабии и Новороссии, куда входило Приднестровье, один язык общения, которым, безусловно, мог быть только русский язык. В этом не было никакого ассимиляционного проекта царизма. Проведение ассимиляторской политики России необходимо усматривать только в игнорировании национальных языков и культур, исключенных царизмом из общегосударственной системы образования, просвещения, культурного развития народов империи. Однако, ассимиляцией могла быть подвергнута лишь учащаяся молодежь, и то в том случае, если она покидала родную языковую и культурную среду обитания. Но до 1917 г. ассимиляция практически не задела молдаван, немцев, болгар, гагаузов, других народов, проживавших на территорию, вошедшую впоследствии в границы МССР/РМ, поскольку через начальную школу прошло менее 20% населения, к тому же оно слабо владело русским языком.

Из сказанного следует, что к 1989–1991 гг. полиэтническое население республики еще сохраняло историческую память и не забыло, из каких этнических фрагментов оно состоит. Особенно свежей была их память по первой половине XX века. Никто не забыл свое этническое происхождение, все помнили голодные 1932–1933 гг. и репрессии 1937 г. в МАССР, голод 1946–1947 гг. и репрессии 1949 года на правом берегу Днестра. Но никто не выкинул из своей, отцов и дедов биографии 1918 – 1940 и 1941 – 1944 годы жизни в составе королевской, а затем и национал-фашистской Румынии.

Примечательно, что разноязыкое население Республики Молдова невинно пострадало как от Советской власти, так и от румынского государства. Но когда перед ним возникла диллема, с кем идти в поиске для себя лучшей жизни, Россией или Румынией, оно выбрало Россию. Именно эта историческая память гагаузов и приднестровцев сыграла решающую роль в их геополитическом выборе в 1990 г. Несмотря на то, что Москва тогда не проявляла никакого интереса к народу Молдовы. Более того, Борис Ельцин и его окружение дружили с теми силами в Молдове, которые раскручивали антироссийскую пропаганду и проводили курс на униря с Румынией. Обращаем внимание на этот факт, чтобы подчеркнуть надуманный характер обвинений унионистами Кишинева и Бухареста правителей Москвы периода 1989–1991 годов в территориальной дезинтеграции и межнациональном кризисе нашей страны. Политический кризис, повлекший за собой кризис государственности Молдовы, был обусловлен неадекватной языковой политикой Кишинева по отношению к Приднестровскому региону и к миноритариям на правом берегу Днестра. Тогда же был взят курс на изменение геополитического вектора внешней политики молдавской столицы в запрутском направлении, сопровождаемый отказом правителей Кишинева от молдавской этнической, культурной и политической идентичности. Следовательно, внутриполитический фактор с 1989 г. не благоприятствует молдавской политической идентичности в ее границах на 1 января 1990 г.

Этнокультурные, этнопсихологические и этнополитические проблемы становления молдавского государства.

Если анализировать внутриполитическое положение Республики Молдова с учетом того, в каком состоянии находится ее государственность спустя 20 лет после провозглашения независимости, то очевидно, что:

а) языковой режим 1989 г. продолжает довлеть над межнациональными отношениями в стране, что и показал недавний конфликт между Кишиневом и Комратом. Однако 22 года тому назад многим в республике не была очевидна подспудная цель принятия решения об одном государственном языке, поскольку все доводы сводились к тому, что при другом языковом режиме язык мажоритарного населения не сможет обрести функции государственного и языка межнационального общения. Теперь же, когда национальные меньшинства уже не один год сами ставят вопрос об усилении роли государственного языка в дошкольном воспитании и учебном процессе в местах компактного проживания не молдаван, Кишинев не замечает эти инициативы. Более того, применяет репрессивные меры по отношению к молодежи, не владеющей государственным языком на уровне владения им учащимися молдавской и румынской национальности. Таким образом, языковой режим 1989 г. имел своей целью установление в республике этнократической власти и этнической монополии. И когда добились нужного результата, эта власть показывает свою не заинтересованность в том, чтобы оказывать действенную помощь национальным меньшинствам в овладении государственным языком, чтобы не создавать себе и мажоритариям конкуренцию. Факт отсутствия миноритариев в политической системе на правом берегу Днестра уже более 10 лет фиксируется по линии ЕС, СЕ, ОБСЕ, ООН;

б) межэтническая децентрализация населения сопровождается территориальной дезинтеграцией республики по этническому (Гагаузия, Тараклийский район) и полиэтническому (Приднестровье) признакам. Причем Кишинев, возможно, сам того не осознавая, проводит такую административно-территориальную политику на правом берегу Днестра, которая привела к разделению населения на юге по этническим территориям проживания. Например, он добивался того, чтобы при формировании границ гагаузской автономии в нее не вошли населенные пункты со смешанным гагаузско-молдавско-болгарским населением, в результате чего Гагауз-Ери имеет все признаки национально-территориального образования.

По этим же лекалам создан и функционирует Тараклийский район. Я был единственным депутатом парламента созыва 2001–2005 годов, который выступил против того, чтобы молдавское село было выведено из состава этого района. Доказывал, что это приводит к приданию району этнического болгарского облика и создает проблемы в освоении государственного языка болгарами, так как сокращает до минимума среду их общения на молдавском языке. Мои аргументы не были приняты во внимание 70 % депутатского корпуса молдавско-румынской национальности;

в) языковое законодательство 1989 г. обусловило проведение кишиневской властью политики денационализации мажоритарного молдавского этноса. На сегодняшний день считается или признается решенной проблема названия государственного языка – не молдавский, а румынский – и в стадии решения находится проблема с этнонимом – не молдаване, а румыны. Перепись населения 2004 г. как будто опровергает мое утверждение относительно самоназвания мажоритарного населения. Но по той же переписи известно, что более 18 % граждан Молдовы признали румынский язык родным. Кроме того, известно, что в партийно-политической системе республики, в ее информационном пространстве, а также в научной и культурной среде, а также в сфере просвещения, за очень редким исключением, употребляют глоттоним румынский язык и систематически атакуется и размывается этноним молдаване. Сможет ли молдавский этнос сохранить себя, утратив название своего языка, и почти индифферентно наблюдая за тем, как уничтожается и их этническая идентичность, спрессованная в самоназвании молдаване? На этот вопрос могут ответить только его носители, ибо от них ЭТО зависит!

Из всего вышесказанного следует:

1. Правобережье и левобережье Днестра – это две территории с разной исторической судьбой, с отличительной спецификой формирования в каждой полиэтнического состава населения. Эта специфика никуда не ушла с 1940 по 1989 г. Советский период истории интеграции двух берегов Днестра оказался недостаточен, чтобы этнические и этнокультурные отличия между ними нивелировались. А они состоят не только и не столько в отличиях этнических пропорций населения правого и левого берегов Днестра. Как известно, на 1989 г. в Молдавской ССР население состояло из 64,5% «своих» молдаван и 35,5% «чужих», не молдаван. На левом берегу Днестра «свои» молдаване составляли всего 30% населения, в то время, как «чужие», главным образом украинцы, русские, болгары – 70%. Следовательно, на правом берегу Днестра молдаване – мажоритарное население, а на левом – миноритарное.

Но это только одно из отличий в идентичности населения правого и левого берегов Днестра. Другое отличие сокрыто в исторических процессах формирования именно такого этнического состава и именно в таких этнических пропорциях: славяноязычного и молдавоязычного на левом берегу Днестра и романоязычного, славяноязычного и тюркоязычного на правом берегу Днестра. А это не просто механическое сложение молдавского большинства с меньшинствами на правобережье – и то не повсеместно – и молдавского меньшинства со славянским большинством на другом берегу реки. Мы имеем дело с влиянием исторического и демографического факторов на формирование отличий в этнопсихологии и в менталитете как полиэтнического населения на одном и другом берегу Днестра в целом, так и отдельных составляющих. Так, менталитет молдаван левого берега Днестра существенным образом отличается от менталитета молдаван правобережья. Это связано с тем, что одни молдаване на протяжении более двух столетий жили в численном меньшинстве в условиях Новороссии, что обусловило своеобразие процесса их интеграции – экономической, культурной, языковой – в полиэтническую среду, в которую приоритетное место отводилось русскому языку и русской культуре. А более длительное время нахождения левобережных молдаван в составе СССР наложило свою идеологическую печать на их этнопсихологию и менталитет. Что же касается отношения населения Приднестровья, включительно и молдавского, к румынскому фактору, формировавшемуся с 1917 г., но особенно в 1941–1944 гг., то резко отрицательная реакция на него является результатом политики геноцида, проводимая фашистским режимом И. Антонеску в Транснистрии в годы Великой Отечественной войны советского народа против румынских оккупантов. Именно этот менталитет и эта этнопсихология автоматически сработали летом 1989 г., когда Кишинев навязывал левому берегу один румынский государственный язык, посредством которого приднестровцы всем своим нутром ощутили дух кондукэтора, повеявшего из Бухареста.

Отличие в этнопсихологии и ментальности приднестровского населения в сравнении с этнопсихологией и ментальностью населения правого берега Днестра связано не только с 22-летней оккупацией Бессарабии королевской Румынией и Второй мировой войной, но и с постоянно действующим с 1856 г. геополитическим противоречием между Россией/СССР, с одной стороны, и Западом, с другой. Следовательно, отличия в этнопсихологии и менталитете населения двух берегов Днестра складывались не только в результате исторической и демографической специфики формирования населения на одном и на другом берегу реки, но и под воздействием геополитического фактора. Необходимо признать тот факт, что территория Пруто-Днестровского междуречья, особенно ее Буджакская часть Северного Причерноморья с устьем Дуная, являлась центральным узлом геополитических противоречий между Российской империей и Западом в XIX в., СССР и Западом в XX веке. Это противоречие перешло и в XXI веке, но уже между Украиной и РФ, с одной стороны, Румынией и Западом, с другой.

Хотя Западу, в конце концов, и удалось отодвинуть извечного соперника от устья Дуная, от Балканского полуострова, но Приднестровье стало той тоненькой полоской земли вне пределов России, на которой менталитет населения, в том числе и молдавского, формировался под мощным воздействием Российского государства.

В Пруто-Днестровском междуречьи ему добиться такого результата по отношению к молдаванам не удалось. И в целом здесь интеграционные процессы в полиэтническом населении на основе русского языка и русской культуры не достигли того уровня проникновения в его этнопсихологию и менталитет, который мы наблюдаем у населения левого берега Днестра. И это проявилось в более слабом присутствии русского геополитического фактора в этнопсихологии и менталитете балканизированного населения, фрагментарно размещенного в правобережной Молдове, особенно в Кишиневе, на юге и на севере. Именно поэтому в 1990-е гг. на правом берегу Днестра не произошло объединение всех полиэтнических составляющих народа Молдовы в защиту молдавской этнической и политической идентичности, как необходимого условия защиты собственной этнической и культурной идентичности. Именно потому и удалась провокация с разделом населения на коренное и пришлое и посему здесь не затухают межэтнические и языковые противоречия. Этим объясняется как создание этнократического правления на правом берегу Днестра, так и молчаливое согласие с этим мажоритарного большинства, политическую покорность здесь миноритариев своему статусу граждан второго сорта. На мой взгляд, языковое исключение гагаузов, решавшего свои проблемы, из режима функционирования одного государственного языка сыграло немаловажную роль в раздробленности политического процесса на правом берегу Днестра, поскольку для каждой этнической составляющей он был своим, а не общим. И именно поэтому, кстати, правому берегу Днестра постоянно грозит опасность поглощения Румынией. Общий вывод состоит в том, что на юге правобережной Молдовы в 1989 г. был запущен процесс балканизации населения и территории. Это означает, что исторические опыты по формированию здесь до 1940 г. полиэтнической общности бесарабцы, а затем включения населения края в общность советский народ завершились неудачей. С 1989 г. правобережному населению Молдовы Бухарест и унионисты Кишинева навязывают проект этнической идентичности румыны.

Что же касается Приднестровья, то там с того же самого 1989 г. был успешно запущен интеграционный проект приднестровской полиэтнической общности приднестровцы.

Проблема государственности Республики Молдова состоит в том, чтобы остановить процесс балканизации правого берега Днестра и найти формулу интеграции полиэтнического населения двух берегов Днестра. Вполне очевидно, что консолидация населения на основе этнического проекта, румынского или молдавского, невозможна на добровольной основе. Другой проект – формирование молдавской (по названию страны) гражданской нации не находит пока поддержки у элитарной части полиэтнического населения Молдовы двух берегов Днестра, в том числе и у этнических молдовенистов. Без такой поддержки этот проект обречен.

Внешнеполитический фактор – главная угроза становлению молдавской государственности.

Кому-то может показаться, что такая формулировка концепции государственной безопасности Республики Молдова означает, что внутренних факторов ее существования можно не принимать в расчет. Но вся мировая история заполнена примерами геополитического влияния как на возникновение государственных образований, так и на их ликвидацию. Можно привести примеры из истории средневековой Молдовы, Первого и Второго Болгарских царств, или из истории бывшей Югославии на рубеже второго и третьего тысячелетий, прекратившие свое существование или оказавшиеся в вассальной зависимости от более сильных соседей, чтобы убедиться в объективности такого вывода.

Выше мы говорили о влиянии геополитики в XIX–XX вв. на специфику формирования этнопсихологии, менталитета, следовательно, и геополитического поведения населения двух берегов Днестра. Но мы отвечали на вопрос, почему так по-разному ведет себя это население в ответ на языковой диктат и унионистские поползновения румынских по духу этнократических правителей Кишинева. Важно было подчеркнуть, что внешняя политика Москвы, Вашингтона, Брюсселя, Бухареста имеет различный отклик и оценку у населения правого и левого берегов Днестра и это является не результатом информационно-пропагандистского воздействия на него этих геополитических столиц, а отложившимся в их этнопсихологии историческим сознанием.

Здесь же рассмотрим сами геополитические противоречия, их характер. Как известно, эти противоречия между православным Санкт-Петербургом и католическо-протестантскими столицами Запада возникли в XVIII в., обострились в XIX веке (борьба за наследство больной Османской империи) и приняли бескомпромиссный характер, когда Россия вознамерилась выйти в Средиземное море, установив контроль над проливами, а Париж, Берлин, Лондон и Вена решили не допустить этого. Стратегия Запада состояла в том, чтобы отбросить Россию от Балкан, дельты Дуная и разоружить ее на Черном море. Первая попытка решения этой задачи была предпринята в Крымской войне 1853–1856 гг. По Парижскому договору 1856 г. Россия отдала Молдавскому княжеству Придунайскую часть Буджака и была лишена права держать военный флот на Черном море. Однако это был временный успех западных столиц. По результатам русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Россия восстановила свой статус на Дунае и Черном море и временно укрепила свое влияние на Балканах.

Вторая попытка была предпринята в 1918 г., когда с благословения Запада Румыния оккупировала Бессарабию. Российская революция на три десятилетия разорвала исторические связи Москвы с Балканскими народами и государствами. Но по итогам Второй мировой войны СССР снова восстановил свое геополитическое влияние в центральной и юго-восточной Европе, в том числе и на Балканах.

Третья попытка связана с развалом СССР. Необходимо признать, что на этот раз «инициатива» ухода с Балкан, c берегов Дуная и ослабления позиций на Черном море исходила от самой Москвы. Ее непродуманная внутренняя политика привела к коллапсу Советского Союза как сверхдержавы, что и обусловило его исчезновение и последующую утрату РФ геополитического веса в глобальном масштабе, в том числе и в юго-восточной Европе. Царской России и СССР понадобилось по 20–25 лет, чтобы восстановить утраченные в 1856 и в 1918 гг. позиции после первых двух попыток вытеснения с этого региона Европы. После распада СССР прошло уже 20 лет, но не видно никаких реальных предпосылок возвращения РФ сюда в качестве геополитической правопреемницы России/СССР.

Несмотря на это, ядерный статус РФ позволяет ей заявлять о своих интересах на части постсоветского пространства, на которое, как считает Москва, возможно распространить прежнее геополитическое влияние. Принято считать, что этим интересам Москвы отвечает Приднестровье. Но, на мой взгляд, Россия рассматривает левобережье Днестра не столько как площадка для своего геополитического присутствие в Молдове в ее границах на январь 1990 г., сколько как фактор противодействия включению Пруто-Днестровского междуречья в НАТО. Преследуется цель не допустить ухудшения военно-стратегической безопасности юго-восточного фланга границ РФ. А такая опасность реально существует. Попутно Москва не отказывается сохранить шансы вернуться на Дунай и на Балканы.

Брюссель и Вашингтон практически решили стратегическую задачу по выдавливанию России из центральной и юго-восточной Европы. Есть некоторые проблемы, скорее временного, чем геополитического характера. И они упираются в Республику Молдова и Украину, в их еще не устоявшейся нише в новом геополитическом миропорядке в этой части европейского континента. Сложная международная обстановка вокруг Афганистана, государств Кавказа, Ближнего Востока, Северной Африки и Аравийского полуострова не позволяют Брюсселю и Вашингтону обострять отношения с Москвой, так как она им необходима как партнер для решения проблем с Северной Кореей, Ираном, в других горячих точек планеты. Обстоятельства диктуют Западу целесообразность выдержать паузу в отношениях с Россией, тем более, что сама она все более и более свыкается с ролью региональной державы.

Текущие глобальные и европейские геополитические процессы, если в них ничего экстраординарного не произойдет, в стратегической перспективе все равно могут привести к выдавливанию России из Молдовы и Украины. Однако окончательный сценарий «ухода» Москвы из Республики Молдова (в ее границах на январь 1990 г.) еще не принят в западных столицах. Там предпочитают работать тихой сапой. По существу мы наблюдаем, как идет привязка правобережной Молдовы к Румынии. Огромное количество фактов, накопившихся за 20 лет существования независимой от Москвы Республики Молдова, укладываются в продуманный и четко реализуемый системный план создания в Пруто-Днестровсксй части нашей республики второго румынского государства. Процесс еще не завершен, но большая часть пути уже пройдена.

Вместе с тем, этот сценарий не обеспечивает мирный «уход» в Румынию Приднестровья, а также юга и севера правого берега Днестра. Поэтому Запад вовсе не отбрасывает и вариант присоединения к Румынии только правобережной Молдовы. Но что делать с Приднестровьем? Сдать его Москве означает, что Россия остается здесь и своей военно-стратегической составляющей. А этого допустить нельзя, считает Запад. К тому же совершенно очевидно, что сценарий раздела Молдовы по Днестру приводит к обострению и интернационализации отношений на юге и севере в ее правобережье, а также к претензиям Бухареста к Киеву территориального характера, уже давно обозначенным в информационном и политико-дипломатическом пространстве Бухареста, Кишинева и Киева. В случае реализации сценария исчезновения Молдовы с политической карты возникнет множество проблем между государствами юго-восточной Европы, и это не могут не учитывать в Вашингтоне и в Брюсселе.

Поэтому Запад держит в своем дипломатическом арсенале и сценарий сохранения Республики Молдова на политической карте юго-восточной Европы. Но он встречает жесткое противодействие со стороны Бухареста и унионистских политиков Кишинева, управляющие Молдовой, поскольку его реализация сопряжена с их отказом от унитарной модели государственного устройства Республики Молдова, обеспечивающая объединение с Румынией.

Подключение с 1992 г. внешних сил (Румыния, РФ,Украина, ОБСЕ, ЕС, США) к внутриполитическому кризису в Молдове не является чем-то неожиданным, но оно лишь усугубило и усложнило становление молдавской государственности в границах на 1 января 1990 г.

Следует подчеркнуть, что в новейшее время кризисы молдавской государственности являются следствием кризиса общего государства, Российского или Советского. Так было в 1917–1918 гг. и так произошло в 1989–1991 гг. Вместе с тем, когда такая ситуация возникала в молдавском государстве, она вскоре приобретала самостоятельную от центра орбиту и международную значимость. И в случае с Молдавской демократической республикой в 1917 году, и при провозглашении Республики Молдова в 1991 г. внутренние и внешние факторы имели самостоятельную природу, возникали независимо друг от друга во времени и пространстве, но вскоре начинали взаимодействовать. В результате, политические кризисы в России (1917 г.) и СССР (1989–1991 гг.) не только обусловили возрождение молдавского государства, но и родили бессарабский вопрос в 1918 году и его реанимацию в 1991 г.

Вместе с тем, при решении межнационального и территориального кризисов в пользу или во вред молдавской государственности (1918, 1940, 1991 гг.) внешнеполитический фактор, следуя за внутриполитическим, тем не менее, всегда имел в ее судьбе определяющее значение и играл решающую роль. Из этого следует, что территория Республики Молдова в границах на январь 1990 г. обладает повышенным геополитическим риском, что накладывает дополнительную нагрузку на внутренние интеграционные или дезинтеграционные процессы, обусловленные своеобразием исторических, этнодемографических, этнопсихологических, этнокультурных, социально-экономических и политических факторов развития двух берегов Днестра. Таким образом, государственность Республики Молдова в границах на 1 января 1990 г. стала заложницей геополитического столкновения Запада и Востока.

Сказанное означает, что реинтеграция Молдовы возможна лишь:

- тогда, когда влиятельные геополитические игроки найдут между собой общий язык, учитывающий интересы всех сторон внутри страны и за ее пределами. То есть, когда они найдут и предложат компромиссный и мирный вариант решения проблемы реинтеграции двух берегов Днестра;

- тогда, когда один из противоборствующих геополитических игроков утратит свой статус, либо добровольно откажется от своих интересов в Республике Молдова в границах на январь 1990 г. В этом случае вступает в силу силовой вариант решения приднестровской проблемы.

Концепция компромиссного сценария по установлению межэтнической толерантности и территориальной реинтеграции Молдовы включает:

- отказ сопредельных государств от посягательств на политический суверенитет Молдовы, подтвержденный гарантией мировых госпонсоров;

- нейтральный, внеблоковый военно-политический статус Молдовы;

- земельная федерация – модель государственного устройства всей страны, учитывающая историко-демографические и политико-культурные реалии не только двух берегов Днестра, но и юга и севера и в целом всей территории правобережной Молдовы;

- этническая и культурная идентичность молдавской нации, как государствообразующего фактора молдавской политической идентичности признается мировым сообществом и гарантируется ООН, исходя из признанного ею основополагающего права нации на самоопределение;

- демократизация партийной и политической системы Молдовы, плюрализм, верховенство закона, права человека превыше всего.

Только при этих условиях можно будет запустить западноевропейскую модель формирования гражданской нации в Молдове на основе интеграции миноритариев в культурно-языковую среду мажоритарного молдавского этноса при сохранении ими этнических и культурно-языковых особенностей.

Выступление на международной научной конференции «Гражданская идентичность и европейская интеграция как факторы развития молдавской государственности», организованной Ассоциацией историков и политологов „Pro-Moldova”, информационно-аналитическим порталом ava.md, Центром стратегического анализа и прогноза «EST – VEST» Республики Молдова, Ассоциацией внешней политики и международного сотрудничества Республики Молдова и проходившей в Кишинёве 5-6 октября 2011 г.