Ракету готовят несколько сотен человек: заправщики, двигателисты, стартовики, бортовики, телеметристы… Ответственность каждого очень высока. Кто-то не сделает свою работу, как надо, жди беды.У С.П. Королева действовало правило: «Честность прежде всего. Допустил ошибку — тут же доложи по команде. Наказания не будет». Это может предотвратить аварии и катастрофы.

Сегодня кое-что изменилось: наказание будет. Бывает, отменит автоматика старт на сутки, и назавтра последует наказание. А это решает очень много.

Давайте вспомним, как было в начале космического пути.

Без риска космос не освоить

Из дневника генерала Н.П. Каманина, помощника главкома ВВС по космосу:

«5 января 1961 г. Много неполадок. Мало испытаний… На всем печать спешки.

18 января. В эти дни у меня часто возникали вопросы: «Кто из шестерки войдет в историю как первый человек, совершивший космический полет? Кто первым из них, возможно, поплатится жизнью за эту дерзкую попытку?»

3 февраля. Ракета упала из-за отказа в системе управления, а это могло произойти из-за срыва люка второй ступени. Люк сорвало в момент старта, так как он был закреплен всего двумя болтами вместо восьми… Причина отказа гироскопа на Королёвской ракете установлена: в подшипнике прибора нашли металлическую стружку, длиной до миллиметра.

27 февраля. Без риска космос не освоить, но бояться риска и возможных жертв — значит тормозить полеты в космос».

У корабля «Восток» все жизненно важные системы были задублированы, кроме тормозной двигательной установки (ТДУ), поэтому для возможности аварийного спуска в случае отказа тормозного двигателя была выбрана орбита, которая обеспечивала время существования корабля в космосе от 2 до 7 суток. Таким образом, резервным режимом спуска было естественное торможение в атмосфере.

Но практически отсутствовала возможность спасения космонавта на старте. В случае нештатной ситуации на заправленной ракете или пожара при запуске, до выхода ракеты из стартового устройства, предусматривалась возможность аварийного катапультирования космонавта со скоростью 48 м/сек через специально сделанный вырез в головном обтекателе и ферме обслуживания в кресле, снабженном пороховой двигательной установкой, позволяющей поднять пилота до высоты, с которой возможно безопасное парашютирование. Газоотводной канал котлована, во избежание попадания туда космонавта, покрывался стальной крупноячеистой сеткой с размером ячейки 40 х 40 см. По сетке можно было ходить только по узлам ячеек. Внизу, на глубине 42 метров, огневой лоток, куда уходят газы от работающих ракетных двигателей. Оступился — проваливаешься.

Но как снять космонавта с этой сетки? В хозяйственном магазине купили обыкновенное оцинкованное корыто для стирки белья и прикрепили к нему прочную веревку. Спасательный расчет состоял из трех человек. Они даже провели несколько тренировок с борцовским манекеном в корыте.

Когда через много лет офицеры-ракетчики рассказали про этот способ эвакуации ракеты космонавту-2 Г.С. Титову, тот смеялся до слез, а потом очень серьезно сказал: «Как хорошо, что мы этого не знали».

9 апреля 1961 года контрольное взвешивание показало превышение веса полезной нагрузки над расчетным значением. День спустя проблему решили по-русски: обрезали электрические жгуты с разъемами, обеспечивающими систему аварийного подрыва беспилотной машины и не задействованными на пилотируемом корабле; но проделано это было на изделии, прошедшем полный цикл электрических испытаний и подготовленном для стыковки с ракетой-носителем. Поскольку работы проводились в спешке, без анализа схемы бортовой сети, заодно, как оказалось, отрезали по одному датчику давления и температуры. Правда, они были зарезервированы. Хуже было то, что в результате появилась «паразитная» гальваническая связь наземных шин с корпусом спускаемого аппарата. Ее заметили лишь на следующий день.

11 апреля ракета-носитель с космическим кораблем была вывезена на стартовую позицию. Начались предпусковые проверки. В середине дня перед окончанием проверок Ю.А. Гагарин на «нулевой отметке» старта встретился с боевым расчетом, готовившим ракету и корабль к пуску. В это время и обнаружилось, что технологическая шина электропитания, с помощью которой проводились все испытания, связана с корпусом корабля. Эта связь как раз и появилась в результате проведенных внутри спускаемого аппарата работ по снижению веса. Положение осложнялось тем, что данная шина обеспечивала технологическим электропитанием не только космический корабль, но и ракету-носитель. Инженеры искали решение и к ночи нашли: отключиться от мотор-генератора и обеспечить питание с помощью аккумуляторов. Королев утвердил это решение, и в течение ночи новая схема была собрана и проверена.

Была предусмотрена возможность ручного управления спуском с орбиты. Но медики не были уверены в правильности принятия решений человеком в условиях невесомости. Не включит ли космонавт в возбужденном состоянии ТДУ на спуск раньше времени? Был придуман дополнительный пультик с кнопками (логический замок), нечто вроде современного домофона. Для включения ТДУ космонавт должен был нажать три кнопки в определенном порядке. Гагарин неоднократно отрабатывал на тренировках снятие блокировки. Перед стартом цифры кода знали только С.П. Королев, председатель Госкомиссии К.Н. Руднев, Н.П. Каманин, О.Г. Ивановский и ведущий конструктор. Космонавт мог воспользоваться этим кодом в полете, распечатав по команде специальный конверт. Но еще на Земле шифр Гагарину «по секрету» сообщили Королев и Ивановский.

Заготовили три конверта: на случай успешного запуска, на случай неудачи без человеческих жертв и на случай гибели пилота.

«Мне захотелось помочь этим людям…»

Из дневника Н.П. Каманина:

«4 апреля. Нет и никогда не будет «стопроцентной» уверенности в успехе космического полета, особенно первого.

5 апреля. Трудно решать, кого посылать на верную смерть, и столь же трудно решить, кого из двух-трех достойных сделать мировой известностью и навеки сохранить его имя в истории человечества».

Конечно, и С.П. Королев, и его товарищи, и вся стартовая команда очень волновались за Гагарина. Осенью 1961 года Юрий Алексеевич вспоминал: «Мне захотелось как-то помочь этим людям, как-то сбросить то большое напряжение, которое у них было. И когда включились двигатели, когда ракета начала подниматься со стартового стола, я, чтобы разрядить обстановку, постарался таким бодрым, обыкновенным голосом сказать: “Поехали!”»

Павел Попович вспоминал, как все шестеро космонавтов на полигоне в одну из ночей перед стартом «долго не спали, говорили о полете, шутили, рассказывали анекдоты». Один из анекдотов был такой.

Выходят две блохи из ресторана. Одна спрашивает: «Ну что, возьмем собаку или пешком?» Тут пробегает мимо пес. Блоха вскакивает на него: «Поехали!..»

Гагарин беспокоился о тех, кто волновался за него, и хотел их, конечно, не развеселить, но заставить улыбнуться. И какую же он точную метафору подобрал!

П.Р. Попович, которому С.П. Королев поручил вести связь с Ю.А. Гагариным, вспоминал: «Было ли у Гагарина чувство страха перед полетом? Наверное, было. Представьте себе: стоит огромная махина, ракета высотой около 50 метров и где-то на самом верху сидишь ты. Мощность ее 20 миллионов лошадиных сил! И ты знаешь, что если она рванет, от тебя ничего не останется».

И вот такая шутка в момент смертельного риска. Человек, действительно, как блоха по сравнению с могучей ракетой.

Но, с другой стороны, и эту мощь создал человек!

«Не стоит шум поднимать»

Корабль стартовал 12 апреля 1961 года в 9.07. Ракета со старта ушла штатно. Первые, самые опасные секунды, для которых изобретали экзотическую схему спасания со стальной сеткой, пролетели.

 Но нештатные ситуации начались уже на этапе выведения. На 156-й секунде выведения произошел отказ блока питания антенн системы радиоуправления. Команда на отключение двигателя не прошла, он выключился на 15 секунд позже положенного по резервному варианту — по временной метке системы управления ракеты-носителя. В результате корабль вышел на более высокую орбиту. Апогей орбиты оказался 327 км вместо расчетных 230 км. Это сразу отменило резервный режим возвращения — время существования корабля на данной орбите до спуска за счет естественного торможения составляло около 30 суток. К этому времени космонавт бы погиб. Оставалось надеяться, что тормозная двигательная установка сработает штатно.

Сообщение ТАСС должно было пройти по радио немедленно после получения данных о выходе корабля-спутника на орбиту, примерно через 25 минут после старта. Это, во-первых, исключит объявление каким-либо иностранным государством космонавта разведчиком в военных целях и, во-вторых, затруднит толкование позднего сообщения как подлог.

Королев на Байконуре ждал сообщения ТАСС, которого все не было и не было. Причина оказалась простой — в Министерстве обороны перепечатывалось представление на старшего лейтенанта Ю.А. Гагарина: вместо воинского звания капитана министр обороны СССР маршал Советского Союза Р. Малиновский решил присвоить ему майора. Компьютеров тогда не было. На пишущей машинке, три экземпляра через копирку, машинистки стучали по клавишам быстрее обычного. Приказ получил номер 77.

Юрий Левитан, сидевший в радиокомнате, над которой горела надпись «Эфир», и получивший приказ вскрыть конверт № 1, подпрыгивал на стуле и не мог понять, почему ему не дают команду читать столь историческое сообщение ТАСС.

Задержки сообщения по радио, которого с нетерпением ожидал на Байконуре С.П. Королев, было достаточно, чтобы американцы узнали о полете Гагарина раньше всех: в 9.22 их станция радиоэлектронной разведки на Алеутских островах перехватила радиопереговоры космонавта с Землей. Еще через 12 минут президенту США доложили о событии.

Наконец в 10.02 Левитан получил приказ зачитать сообщение ТАСС с одной поправкой: вместо слова «капитан» называть «майор».

Юрий Гагарин вел репортаж и в это время передавал: «Очень красивое зрелище. В правый иллюминатор сейчас наблюдаю звезду. Она проходит слева направо по иллюминатору. Вправо ушла звездочка… Горе какое!..»

Из отчета Ю.А. Гагарина 13 апреля 1961 года, г. Куйбышев: «Я ждал разделения. Разделения нет. Положено 10—12 секунд, но по моим ощущениям, больше прошло. Я на прибор смотрел, «Приготовиться к катапультированию» не загорается, разделения не происходит… Ну, тут я немножко так думаю: «Что-то не так!» Я прикинул, что ТДУ-то сработало правильно, значит, все-таки сяду где-нибудь, не стоит шум поднимать. Доложил, что разделения не произошло, но мне показалось, что обстановка не аварийная, ключом по телеграфу я доложил: «ВН» — все нормально».

Наконец спускаемый аппарат вошел в атмосферу. По рассказу Гагарина, «за иллюминатором бушует пламя, корабль корежит, трещит, подумал: все».

И из его отчета 13 апреля: «Я думаю: “Гори, гори, я подожду пока”… Был такой момент, примерно секунды 2—3: в глазах начали расплываться приборы». Подобные нарушения зрения связаны с кратковременным перерывом в кровоснабжении головного мозга и сетчатки глаза, возникающим при воздействии перегрузки 12 g (по расчетам, штатная перегрузка не должна была превысить 9 g).

Никто не знал, в каком состоянии человек будет возвращаться из космоса. Поэтому был предусмотрен автоматический ввод запасного парашюта после раскрытия основного. При нормальной работе основного парашюта скорость снижения не превышает 6—7 м/сек, поэтому купол спасательного парашюта может не наполниться. Если же по какой-либо причине основной купол будет вести себя ненормально, вследствие чего скорость снижения увеличится, воздушный напор будет достаточен для наполнения запасного купола. Так и произошло. Сначала он вывалился, не раскрывшись, но при прохождении облаков от порыва ветра запасной парашют наполнился, и с этого момента космонавт спускался на двух парашютах. Но два парашюта — это опасность скручивания их строп. Тем не менее все обошлось.

Космонавт понял, что предстоит посадка на воду, вынул закрепленный на скафандре нож и обрезал стропу, на которой был закреплен носимый аварийный запас весом 43 кг. Увеличив таким образом дальность спуска на парашюте, он приземлился на сушу.

* * *

Во всех справочниках и энциклопедиях указана длительность полета Ю.А. Гагарина — 108 минут. Но это неверно. Присутствовавшему на месте посадки комиссару FAI сообщили для регистрации мирового рекорда оперативные сведения. Когда же данные были уточнены, изменять их советская делегация в FAI не хотела, чтобы избежать лишних споров об обстоятельствах посадки. А на самом деле полет продолжался 106 минут, как и было указано в полетном задании.