В 2000 году я и зав. Отделом гагаузоведения АН РМ Л. С. Чимпоеш напросились на встречу с тогдашним башканом Гагаузии Д. Г. Кройтором. Мы пришли к нему с запиской «По вопросу написания истории гагаузского народа». В ней предусматривалось три этапа работы над темой. Первый должен был завершиться изданием сборника «по узловым проблемам истории и культуры гагаузского народа», включая и «белые пятна». На втором этапе мыслилось выйти на издание научно-популярной книги по данной теме. И лишь на третьем этапе планировалось написание монографии в 3-х томах.

Башкан обещал подумать над реализацией идеи «Записки», но на этой ноте все и закончилось. Глядя со стороны, можно было заметить, как тогда главы Гагаузии пользовались плодами интеллектуального труда гагаузской национальной элиты, выступившей в качестве коллективного идеолога гагаузской этнической, этнокультурной и этнополитической идентичности, и подвигом гагаузского народа, боровшегося за свои автономные права в составе Республики Молдова. Но за достижения в конце прошлого столетия надо продолжать бороться, единая национальная идеология гагаузов по многим параметрам еще до конца не разработана и она не стала частью этнопсихологи гагаузского народа. Гагаузским этническим идеологам на постсоветском пространстве предстоит проделать большую и кропотливую работу, чтобы донести до своих соплеменников – в автономии и за ее пределами в Молдове – необходимость развивать и защищать свою идентичность во всем ее многообразии.

Сама же постановка проблемы в начале нулевых годов XXI века была актуальной и своевременной. И ее реализация легла на плечи московского этнолога, уроженца Чадыр-Лунги М. Н. Губогло. Независимо от меня и Л. С. Чимпоеш, Михаил Николаевич также пришел к выводу о необходимости научной разработки проблем гагаузоведения. Его местоположение в Москве и связи в планетарном этнологическом мире, а также осознанное внутреннее чувство быть полезным своему народу, подвигли его взяться за реализацию этой сверхсложной научной задачи. Десять томов сборников статей «Курсом развивающейся Молдовы», вышедших в Москве под его общей редакцией, а также его монографии «Именем языка» и «Русский язык в этнополитической истории гагаузов», как и многочисленные статьи по этнографии и этнологии гагаузов, стали весомым научным фундаментом, на котором покоится коллективная монография «Гагаузы».

Следует подчеркнуть, что кроме него в разработке научных проблем гагаузоведения самое активное участие приняло молодое поколение ученых и исследователей гагаузов Молдовы: Л. Чимпоеш, Д. Никогло, В. Сырф, Е. Квилинкова, Е. Сорочяну и другие. Кроме того, в 2002 г. была издана в Одессе солидная монография местного ученого А. В. Шабашова «Гагаузы: система терминов родства и происхождение народа», а в 2006 г. в Кишиневе увидели свет очерки «История и культура гагаузов», подготовленные к изданию С. С. Булгаром. Эти две книги примечательны тем, что в них также рассматриваются проблемы этногенеза, этнического самосознания, материальной и духовной культуры гагаузского народа. Более того, и одесский этнограф А. В. Шабашов, и многие авторы указанных очерков стали соавторами московского издания «Гагаузы». Следовательно, все они, как говорится, были уже «в теме», и от них требовалось проявить в новой работе концептуальное единство и высокий уровень научного обобщения и академического изложения.

Укажем также, что «Гагаузы» – это вторая в московской серии книг «Народы и культуры» (первая – «Молдаване», опубликована в 2010 г.) коллективная монография, посвященная одному из этносов нашей республики. Обе они сконструированы по стандартной схеме, свойственной этому серийному изданию. В них рассматриваются проблемы этногенеза, этнологии, материальной и духовной культуры мажоритарного молдавского этноса и малочисленного гагаузского народа, обретших в конце второго тысячелетия нашей эры политический суверенитет (молдаване) и автономный статус (гагаузы) в составе Республики Молдова.

Коллективная монография «Гагаузы», как и «Молдаване», структурно разбита на части, главы и параграфы. Помимо этого, их еще объединяет один из ответственных редакторов (М. Н. Губогло) и несколько соавторов – тот же М. Н. Губогло, а также И. А. Субботина, Л. В. Остапенко.

Имея еще рад общих черт, обусловленных требованиями, которые предъявляются к самой серии «Народы и культуры», тем не менее, обе монографии, «Молдаване» и «Гагаузы» отличаются, и не только по предмету исследования. Этому есть объяснение, в том числе научно-исторического и субъективного характера.

Если говорить о достоинствах книги, то следует, прежде всего, сказать, что М. Н. Губогло, как ответственному редактору монографии «Гагаузы» и одному из главных ее соавторов в целом удалось провести на ее страницах гипотезу о тюркском кумано-огузско-печенежском происхождении гагаузов, спрятав ее за кажущейся туманной формулировкой «вероятные предки гагаузов». Правда, сделал он это – обстоятельства вынуждали – весьма своеобразно: в споре с Ф. А. Ангели, который, в общем-то, стоит на этих же позициях; в дискуссии с болгарским ученым Г. Атанасовым, который отстаивает куманскую гипотезу происхождения гагаузов; в раскрытии им этнической истории гагаузов, запечатленной в их этнографической культовой системе (культ предков, культ волка, культ петуха, культ судьбы, культ земли и хлеба, культ коня) и в их соционормативной культуре (общественное мнение, хору, ярмарки, курбан, гостеприимство). Можно соглашаться с автором или не соглашаться, но он последовательно и настойчиво отстаивает свое видение происхождения гагаузов, их этническую историю и этнографическую специфику. Вместе с тем, М. Н. Губогло, признает, что он придерживается одной из гипотез этногенеза гагаузов, но видит ее ограниченность и недостатки, как и ограниченность, и недостатки, присущие другим его гипотезам. Он соглашается с мнением других ученых в том, что научное единство и согласие по этой проблеме может быть найдено через преодоления крайностей всех этих гипотез и при комплексном исследовании этногенеза гагаузов, с подключением инструментария множества научных дисциплин. И автор не только это декларирует, но уже признает присутствие и не тюркского компонента в этногенезе и этнической истории гагаузов.

Этническая история тюркоязычного православного населения, ныне известного как гагаузы, которые и являются объектом исследования, раскрывается в книге этнографическими, языковыми и демографическими сюжетами. Они составляют ее основу во всех четырех частей монографии. В первой ее части этническая история гагаузов рассматривается в 3-й – 5-й главах. Их авторы освящают такие ключевые вопросы гагаузской идентичности, как происхождение и строй гагаузского языка, диалектные формы его существования, современные языковые ситуации, формирование самосознания гагаузов, динамика численности гагаузов и демографические процессы среди них, а также географическое расселение гагаузов в России, юго-восточной Европе и на Балканах.

Во второй части коллективной монографии этническая история гагаузов рассматривается как система жизнеобеспечения (главы 6 – 9). Это земледелие, животноводство и промыслы, посредством которых они обеспечивали свое существование на земле. Это их поселения, усадьба и жилища, где протекал жизненный цикл каждого поколения по наследству от дедов и отцов к детям и внукам. В категорию жизнеобеспечения входит питание и одежда гагаузов в их специфической этнографической традиции.

В третьей части книги этническая история гагаузов рассматривается как система установившихся родственных отношений и функционирующей соционормативной культуры и традиционной обрядности (главы 9 и 10).

Наконец, четвертая часть книги посвящена духовной культуре и народным знаниям гагаузов, а именно устному народному творчеству (дастанный эпос, поэтическое творчество и песенно-инструментальное творчество) и народно-медицинской практике (глава 14).

Все указанные компоненты материальной и духовной культуры присутствуют в этнической истории каждого народа. Все дело в специфике их проявления, в хронологической последовательности их выстраивания. Применительно к этнической истории гагаузов это выражалось – в наиболее обобщенной форме по отношению к бессарабским гагаузам – в присутствии трех пластов, наслоенных один на другой, в материальной и духовной их культуре. Если взять систему жизнеобеспечения бессарабских гагаузов, то их этническая история проявлялась в том, что в добалканскую историю их «воображаемых предков» главную роль играло животноводство. Балканский период их истории характерен переходом на оседлый образ жизни и подключением земледелия в их жизнеобеспечении. А бессарабский цикл их истории представляет собой перевод животноводческо-земледельческой системы хозяйствования в земледельческо-животноводческую, их эволюцию от экстенсивного к интенсивному этапу развития.

Указанные три периода этнической истории гагаузов Буджака – добалканский, балканский и бессарабский – хорошо прослеживаются в монографии в системе их питания, языке (диалекты вулканештский и комратско-чадыр-лунгский), кровно-родственной практике. Но бессарабский этап этнической истории гагаузов характерен и тем, что в их этногенезе вливаются новые этнические компоненты (русские, украинцы, молдаване), отсутствующие в балканском периоде их этнической истории. То есть, этническое смешение у них здесь стало более обширным, численно более значимым, что особенно проявилось после 1944 г. но это не привело к размыванию этнической специфики гагаузов. В этом одно из главных проявлений феномена устойчивости гагаузской идентичности в Молдове и на Украине во всех ее формах.

Демографический компонент коллективной монографии «Гагаузы» заслуживает особого внимания. В положительном ракурсе он решен на статистическом материале, начиная с Всероссийской переписи населения 1897 г. и завершая переписями населения на Украине (2001 г.), в России (2002 г.) и в правобережной Республике Молдова (2004 г.). В параграфе «Динамика численности и демографические процессы в XX – XXI вв.» И. А. Субботина использует всю имеющуюся статистическую базу переписей, а также литературные источники и собственные статистико-демографические полевые материалы. Это позволяет автору раскрыть все многообразие демографических процессов в бессарабской, советской и постсоветской гагаузской общности. От ее взгляда не ускользнула ни одна сторона этого процесса, определяющая и влияющая на этническое самочувствие и этническую перспективу гагаузов как на постсоветском пространстве в целом, так и в Республике Молдова, в частности. Автор очень убедителен, когда методами демографической статистики по полу рождения, возрастным группам и возрастной структуре репродуктивности и с учетом географии расселения показывает эволюцию численности гагаузов на этапе их расширенного воспроизводства, имевшее место на рубеже XIX и XX веков, ее переход к простому воспроизводству, зафиксированному в середине XX столетия. А завершает параграф рассмотрением демографического кризиса, настигший гагаузов на рубеже XX и XXI веков. А. И. Субботина объясняет причину такой негативной динамики, угрожающей самому существованию гагаузского этноса на постсоветском пространстве. Это и замедление темпов прироста населения, вызванные мировыми войнами, природными и социальными катаклизмами. Это и рассредоточение гагаузов посредством эмиграции в Латинскую Америку в 1920-х годах и миграции из Буджака в румынский и в советский период их истории. Это и распад гагаузской общности на три части в результате развала Советского Союза в 1991 году. Именно это дисперсное расселение на прежде единой государственной территории объективно может привести к их исчезновению на Украине и в РФ, как это произошло с несколькими тысячами гагаузов, эмигрировавших в Латинскую Америку. А трудовая эмиграция гагаузов Молдовы в Россию и на Украину не усиливает гагаузскую популяцию там, поскольку мигранты не селятся в места проживания местных гагаузов. Эта эмиграция, как и та, что оседает в Турцию, в странах западной Европы рассасывает гагаузскую общность в Молдове, а она – единственная, имеющая внутреннюю энергетику сопротивления этническим, этнокультурным и этнополитическим рискам. Автор указывает на эти риски, объясняет их природу и убеждает, что нельзя мириться с демографическим кризисом, его необходимо преодолеть, и чем раньше, тем лучше для гагаузского этноса.

Отмечая высокое качество параграфа А. И. Субботиной, его научный фундамент и академический стиль изложения, приходится сожалеть о том, что предыдущий параграф монографии, на который она должна была бы опираться или отталкиваться от него, не отвечает этим профессиональным критериям.

Коллективная монография «Гагаузы» – это первый обобщающий труд в таком содержательном этнологическом формате. Часть его авторов в виду своей научной молодости впервые участвуют в написании такой работы, отличающейся от индивидуальной монографии или научной статьи. Коллективный обобщающий труд требует от его авторов не только умения освещать «белые пятна» истории и культуры, но и знание всей литературы по теме, особенности трактовки в ней отдельных аспектов проблемы и способность отобразить в нем это многообразие научных открытий и мыслей предшественников. Поэтому свою задачу рецензент видит как в том, чтобы публично отметить плюсы этого первого коллективного опыта и поздравить его ответственных редакторов и авторский коллектив за смелое решение и его осуществление, так и в том, чтобы указать на его недостатки во имя того, чтобы в последующих трудах их можно было избежать. А то, что новые коллективные и обобщающие труды по истории и культуре гагаузов последуют вскоре, не приходится сомневаться.

Общеизвестно, что православные тюркоязычные переселенцы из-за Дуная сформировали в степном Буджаке в XIX – XX вв. гагаузскую нацию. Этому способствовало здесь: благоприятное политическое положение края после 181ё2 г., православная церковно-религиозная атмосфера духовного развития гагаузов, сохранение их языковой специфики, толерантные межэтнические отношения между полиэтническим населением края, наконец, этнографическая идентичность или близость традиций, обычаев, обрядов, быта и традиционной культуры у гагаузов и болгар, гагаузов и молдаван, гагаузов и восточных славян. Гагаузская особенность, ее становление, не могла сохраниться, развиваться и укрепляться в агрессивной этнической, этнокультурной и другой конфессиональной среде. Поэтому их идентичность это не только результат внутреннего ее становления, но благоприятные внешние факторы. В монографии «Молдаване» эта взаимосвязь внутренних и внешних процессов, «своего» и «чужого» более отчетливо прослежена, чем в коллективном труде «Гагаузы».

Недостатки монографии в контексте ее этнологической реализации я группирую в три разряда: организационные (подбор авторского коллектива), научно-организационные (концепция, ее реализация) и авторские.

Организационные и научно-организационные недостатки монографии тесно переплетены, их трудно разделить. Можно даже сказать, что одни из них переходят в другие, а еще точнее, одни обусловлены другими. И причина этому была заложена при подборе авторского коллектива.

Будучи, за редким исключением, истинными учеными, отдельные авторы коллективного труда придерживаются разных взглядов на самую главную проблему гагаузоведения, на этногенез гагаузов. И это не могло не отразиться на содержании и качество монографии. Так, например, М. Н. Губогло и А. В. Шабашов в своих работах по-разному рассматривают проблему происхождение гагаузов. По идее Шабашов не мог быть членом авторского коллектива, но он – крупный специалист, издал еще в 2002 г. солидную монографию «Гагаузы: система родства и происхождение народа». Как можно было не предложить ему участвовать в написании работы, стать одним из ее авторов? Его привлекают, но в монографии «Гагаузы» он автор трех второстепенных сюжетов, которые вписываются в тему монографии, но его авторский взгляд на этногенез гагаузов в них не представлен, он лишь подразумевается. В первой главе «История изучения гагаузов» ему принадлежит параграф «Украинская историография гагаузоведения». В главе 5 «Расселение гагаузов» он осветил один аспект проблемы, а именно «Гагаузы на Украине». Наконец, в главе 10 «Социальные институты» он рассмотрел «Родственные отношения: терминология и практика» гагаузов. На первый взгляд, в рецензируемой монографии Михаилу Николаевичу удалось избежать дискуссии с Александром Васильевичем по вопросу этногенеза гагаузов. Но разве его точка зрения на эту проблему никак не отражена в системе родства? Научный потенциал А. В. Шабашова оказался лишь частично востребованным теми, кто задумал и осуществлял написание данной монографии.

«Пострадал» в ней и концептуальный багаж самого М. Н. Губогло. Как уже было сказано, он сторонник тюркской гипотезы происхождения гагаузов с тремя этническими компонентами: огузов, половцев (куманов) и печенегов (с. 68), добавляя в нем здесь еще и черных клобуков (с. 83–85). Но как организатор и ответственный редактор этой коллективной монографии он понимал, что, заложив открыто и безопиляционно в ее содержание эту гипотезу, он нарушит научную этику по отношению к другим авторам монографии, не разделяющие его мнение по этому вопросу. В конце концов, он растворил свое видение этногенеза гагаузов в романтическом стиле написанной второй главе книги «Вероятные предки гагаузов» и в разделе «Институты соционормативной культуры» 10-й главы. Однако гагаузский читатель не получил однозначного ответа в этой монографии на волнующий его вопрос: кто такие гагаузы, какие у них этнические корни? Кстати, чтобы не вступать в полемику с Ф. А. Ангели и Г. Атанасовым относительно гипотезы происхождения гагаузов, М. Н. Губогло критически рассматривает противоречия в их позициях, весьма изящно скрывая ответ на вопрос, кто же из них ему все же ближе: Г. Атанасов, отстаивающий лишь куманских предтеч гагаузов, или Ф. Ангели, ставящий огузский компонент в формировании гагаузов выше и весомее печенежского и половецкого (куманского) компонентов.

Из научно-организационных недостатков монографии «Гагаузы» отметим отсутствие единых принципов и подходов в написании глав и параграфов, в их структурной компоновке, в подаче историографии и источников по теме монографии. Это, конечно, сказывается на качестве монографии и на ее восприятие вдумчивым читателем, хотя и обеспечивает ей в большинстве представленных сюжетов высокий научный уровень.

Но монографии присущи и авторские просчеты. Так, некоторые параграфы монографии написаны не как обобщающие, опирающиеся на весь имеющийся историографический материал по рассматриваемому аспекту, а как авторская статья неисследованной или слабо изученной проблемы. К ним относятся, например, параграфы Е. Н. Квилинковой в 1-й и 3-й главах и параграф О. К. Радовой в 4-й главе первой части монографии («Этническая и политическая история гагаузов»).

Параграф О. К. Радовой назван «Переселенческое движение гагаузов в Южную Россию и Бессарабию в XVIII – первой половине XIX в.». Рецензент, к сожалению, не может дать ему сколько-нибудь приемлемую научную оценку.

Автор делает в тексте до 90 ссылок на работы около 20 авторов. На первый взгляд, есть, казалось бы, основание считать параграф обобщающим и отвечающим своему предназначению – переселенческому движению гагаузов в указанный период. На самом деле, это не так. Из 90 ссылок более 30 сделано на работы самого автора параграфа. Еще более 20 ссылок сделано на архивные (НА РМ) и опубликованные источники (сборник документов «Устройство задунайских переселенцев в Бессарабии и деятельность А. П. Юшневского, сост. Е. М. Руссев и К. П. Крыжановская, и «Кишиневские епархиальные ведомости»). Из этого можно сделать вывод, что в параграфе отражена авторская точка зрения на переселение гагаузов из-за Дуная, которая изложена в ряде ее прежних публикаций практически в одинаковом текстовом оформлении. Использованием же архивных и опубликованных документов подчеркивается именно такой его характер и преследует цель убедить читателя, что проблема переселения гагаузов до О. К. Радовой не разработана в научной литературе. Так ли это?

В библиографическом указателе литературы И. Грека «Болгары Молдовы и Украины: вторая половина XVIII в. – 1995 г. Кишинев, 2003» в разделе «Переселение. Основание болгарских поселений. Административно-территориальное устройство и социально-правовое положение. Демографические процессы» указаны источники и литература по проблеме, которая освещается О. К. Радовой в монографии. Здесь расписано 691 библиогафический источник. Среди них есть достаточно много и по гагаузской проблеме. Надо просто уметь читать и находить интересующий тебя материал и обобщить его.

Автор не сумела этого сделать только потому, что считает, что гагаузский компонент в переселенческом движении сознательно упущен, или проигнорирован исследователями, и она поставила перед собой задачу решить эту научную проблему. На странице 145 монографии она, ссылаясь на статью И. И. Мещерюка 1953 года издания, обвиняет его в том, что он «не ставил своей целью рассматривать болгар и гагаузов отдельно, наоборот, он их объединял в один народ». (Это обвинение О. К. Радовой маститого ученого кочует из одной ее работы в другой без каких-либо словесных изменений).

Но буквально через два десятка строк (С. 146) автор, говоря о массовом переселении 1806–1812 гг., подчеркивает, что оно было гагаузским по своему составу, цитируя … ту же самую статью Мещерюка 1953 года: «Анализ фамилий представленного «Именного списка переселенцев с правой на левую сторону Дуная с 1809 г. живущих в Молдавии и Бессарабии» свидетельствуют о решительном преобладании гагаузов, составляющих около двух третей переселившихся». Из этого следует, что именно И. И. Мещерюк, а не кто-нибудь другой, первым из ученых выделил гагаузов из общей переселенческой массы и указал их долевую составляющую.

Рассуждение О. К. Радовой о дате появления этнонима гагаузы, якобы выявленный ею в архивохранилищах Турции в документах, относящихся к 1695 г., внесет полную сумятицу в головах читателей. Если бы такой документ был на руках автора, и, более того, она бы ввела его в научный оборот в эту коллективную монографию, то это было бы настоящим научным открытием, которое способно перевернуть гагаузоведческую науку в части этногенеза гагаузов. Но автор лишь намекает на то, что такой документ у нее есть. А наука, как известно, строится не на намеках, а на фактах. Их то она и не представила.

Такая сумятица, вносимая О. К. Радовой, состоит в том, что она утверждает: в найденном ею документе 1695 г. тюркоязычное православное население идентифицировано этнонимом гагаузы. Относительно XVII в., точнее, его середины, Э. Челеби, говоря о православном тюркоязычном населении Добруджи, употребляет термин-прозвище читаки. М. Н. Губогло вполне резонно замечает в своих публикациях, что некоторые ученые «не без оснований» считают, что под этим именем скрываются гагаузы. В этой монографии он признает, что науке неизвестно это православное население под этим этнонимом не только в XVII, но и в XVIII веке. И я с ним вполне согласен. Е. Н. Квилинкова в этой же работе утверждает о двойной идентичности бессарабских гагаузов (на ее сюжетах в монографии остановимся ниже) как о специфической особенности формирования самосознания этнической общности бессарабских гагаузов. И я с ней тоже согласен. Мнение Михаила Николаевича, как и утверждение Елизаветы Николаевны, свидетельствуют о том, что православное тюркоязычное население на Балканах не обрело тогда еще своего постоянного этнонима гагауз, хотя само слово в виде прозвища – балканского происхождения, но более позднего времени. Эта точка зрения К. Иречека никем научными фактами не опровергнута. О. К. Радова не считается с мнением коллег по коллективной монографии. Ее утверждение о том, что предки гагаузов жили в Буджаке в XVI в., и ногайцев тогда заселили среди них (с. 144), как и то, что «тюрки, осевшие в исторической территории Бессарабии еще в скифский период (в Малой Скифии, VI в. до н. э. – I в. н. э.) входили, как компоненты в этногенез гагаузов, не подкреплено ни одним источником, кроме одной какой-то работы самой О. К. Радовой. Я не специалист по этому периоду истории Буджака, но насколько мне позволяют мои непрофессиональные знания, я не вижу связи между Скифией и Малой Скифией, это две большие разницы. Скифия – это территория Северного Причерномория, куда, естественно входит и Буджак, а Малая Скифия – это территория современной Добруджи. К тому же, скифы, насколько мне известно, не относится к тюркоязычным племенам. Их относят к носителям североиранских языков иранской группы индоевропейской языковой группы. И, вообще, какое отношение они имеют к ее параграфу, ограниченному хронологическими рамками XVIII – первой половины XIX века?

Остановимся еще на одном моменте в этом параграфе. Приведем цитату: «До окончательного переселения ногайцев на Молочные воды, в 1807 г., мало кто решался селиться в Буджакские степи… Только тюркские народы могли ужиться в той среде. Видимо на это тогда и рассчитывала русская администрация, переселив на юг тюркских православных христиан – гагаузов» (с. 145). Получается, что русские власти, начав войну в 1806 г. с Османской империей, сразу начала переселять в Буджак гагаузов. И напрашивается вопрос, а не переселение ли гагаузов вынудило Петербург выселить отсюда ногайских татар? И второй вопрос, как могли уживаться гагаузы с ногайцами, если одних заселяли, а других в это же время выселяли? Или русские власти заселяли гагаузами буджакскую степь до 1806 г.? Как она могла это делать, если Буджак входил в состав Османской империи до мая 1812 г.? Автор явно не в ладах с историей, ее фактами, процессами и явлениями, не говоря уже о владении ею историографией вопроса, ею освещаемого ( например, нет ссылок на работу Э. Челеби, ссылка на работу К. Иречека 1891 года издания на немецком языке, вызывает сомнение относительно того, читала ли ее автор).

Обратим внимание на еще одну деталь в параграфе О. К. Радовой, а именно: на соотношение материала, относящегося к названию параграфа, и материала, не имеющего к нему отношения. Весь параграф занимает с. 140–158. Из них, содержание 7 страниц выходит за хронологические и тематические рамки параграфа (рассуждения автора о греко-болгарской церковной распре 1874 г., о существовании этнонима гагауз в конце XVII веке и т. д.). Еще 4 страницы занимают таблицы с перечислением сел, произвольно сгруппированных по этническим признакам их населения, содержание которых повторяется также и текстом. Таким образом, более половина текста параграфа либо выходит за его обозначенные в названии хронологические рамки, либо не имеет отношение к рассматриваемой проблеме, либо повторяется. Объем 18 страниц – солидный, а текста, обобщающего достижение исторической мысли по проблеме нет. Авторская позиция есть, но она известна по ее прежним публикациям, в которых, утверждаю, один и тот же сюжет повторяется многократно, но этого совершенно недостаточно для данной обобщающей работы. Параграф О. К. Радовой в монографии «Гагаузы» – один из самых слабых в научном смысле. Он фактически разрушает демографическую базу кумано-огузо-печенежской гипотезы этногенеза гагаузов на Балканах и не может служить обоснованием процессу формирования гагаузской общности в Буджаке после 1812 г.

Не можем обойти вниманием и некоторые сюжеты монографии, автором которых выступает Е. Н. Квилинковой. Она, пожалуй, самая плодовитая в современной науке гагаузоведения, много пишет и много публикует. Ее потрясающая работоспособность, амбициозность, настойчивость и заряженность на выдачу научной продукции по слабо разработанным этнографическим проблемам гагаузского этноса заслуживают уважения. Вместе с тем, Елизавета Николаевна, в силу своего очень молодого для науки возраста, но уже имеющая ученую степень доктора хабилитат, как мне представляется, все же не покорила вершины научного Эвереста. На наш взгляд, некоторые ее сюжеты в монографии, не отвечают требованиям, предъявляемым к коллективным работам.

Возьмем для анализа только два ее параграфа: «Письменные источники по традиционной духовной культуре гагаузов» из 1-й и «Формирование самосознания гагаузов» из 3-й глав 1-й части монографии.

В первом из них, автор анализирует, главным образом, архивные документы, хранящиеся в Национальном архиве Республики Молдова, и публикации в Кишиневских епархиальных ведомостях. Но, во-первых, архивные документы не являются по своей природе письменными источниками, это – рукописные документы и материалы. К тому же Е. Н. Квилинкова анализирует только те архивные документы и материалы, которые она выявила, работая над исследованием этнографических проблем бессарабских гагаузов. А это – капля в море документальной базы по истории и культуре бессарабских гагаузов, хранящихся также в архивохранилищах Санкт-Петербурга, Москвы, Киева, Одессы, Измаила, Симферополя, Херсона, Запорожья, Бухареста, Брашова, Варны, Софии, не говоря уже об архивохранилищах Турции, все еще недоступных нашим ученым. Кроме того, автор дает сведения, выявленные в архивных делах, но не делает анализ архивных фондов (только перечисляет некоторые их них), в которых есть масса еще не выявленного материала по гагаузским проблемам.

Другое замечание по этому параграфу относится к характеристике письменного источника «Кишиневские епархиальные ведомости» (КЕВ). Историографический обзор предполагает обратить внимание читателя на то, какую информацию из него можно извлечь. Это своеобразная фотография источника-объекта. Елизавета Николаевна местами переходит на его исследовательский анализ, характерный для научной его интерпретации, а это уже накладывает на источник субъективное его восприятие автором (см. с. 48–50).

Вызывает недоумение также, почему автор включила в параграф лишь один письменный источник до 1917 г. Есть и другие, в которых также можно найти сведения по гагаузам и гагаузским селам Бессарабии. В частности, это ежегодные издания уездных земств юга Бессарабии, «Труды Бессарабского церковного историко-археологического общества», «Труды Бессарабской губернской ученой архивной комиссии» и другие.

Но главный недостаток этого параграфа в другом. В нем основное внимание уделено а) отражению в источниках состояния религиозности гагаузов (в двух ее проявлениях, язычества и православия) и отношению священников к этому их религиозно-нравственному состоянию и б) отражению на страницах КЕВ завершающего этапа (конец XIX – начало XX в.) формирования гагаузской общности в Буджаке. В частности, автора интересует отражение на страницах КЕВ процесса принятия тюркоязычным населением Буджака этнонима «гагауз» и глоттонима «гагаузский язык». Однако и религиозность бессарабских гагаузов, и рост их этнического самосознания – это научные аспекты этногенеза и этнической истории гагаузов Буджака. И как бы ни был интересен этот сюжет сам по себе, но традиционная культура гагаузов, вынесенная в название параграфа – это нечто другое. Специфическая материальная и духовная культура гагаузов освещена во II – IV частях монографии. Следовательно, название параграфа не отвечает его содержанию. Следует подчеркнуть также, что виды преступлений среди гагаузов, обычно-правовые нормы в их традиционной жизни, практика взимания десятины, случаи кровосмешения и другие сюжеты, присутствующие в этом параграфе не имеют отношение к материальной и духовной культуре гагаузов Буджака, это, скорее всего, отступления от нее.

Другой параграф монографии, принадлежащий Е. Н. Квилинковой, – «Формирование самосознания гагаузов», – несомненно, представляет большой интерес. Прежде всего, насыщенностью архивных и литературных фактов по проблеме становления гагаузкой общности в Буджаке, которые и придают весомость анализу различных аспектов этого исторического процесса. Елизавета Николаевна, является одним из разработчиков этой научной проблемы и этим она вносит свой вклад в науку гагаузоведение. Однако она не единственный, кто исследует эту проблему, и не используя труды других ученых в своем исследовании, проявляет некорректность к ним. К тому же, сама обобщающая коллективная монография требует от автора использование всей известной ему опубликованной литературы, ее анализ и оценку. Возьмем, к примеру, вопрос о двойной идентичности гагаузов. По этой проблеме есть опубликованные статьи у М. Н. Губогло, И. Ф. Грека, они вышли в свет в 2006 – 2010 гг., автор о них знает, поэтому возникает вопрос, почему они не использованы при написании коллективной монографии и не все приведены в «Списке библиографии»? Сказать, что Е. Н. Квилинкова не знает, в чем состоит разница между индивидуальной научной статьей и научной коллективной монографии, было бы чрезмерным, поскольку она не только автор, но и вместе с М. Н. Губогло и ответственный ее редактор. Объяснение, почему она так поступила, мы находим в том, что, на наш взгляд, представленный ею в монографии параграф был написан в форме статьи задолго до появления идеи об издании такой коллективной работы, и она его в таком первоначальном виде его и включила. И она, статья, просто не вписывается в коллективную обобщающую монографию! Статьи могут быть включены и изданы в сборнике статей. А сборник статей и коллективная монография – это два разных вида издания научной продукции.

Другие недостатки этого параграфа обусловлены противоречивостью текста самой статьи, как следствие недостаточного проникновения автора в сути этой чрезвычайно сложной проблемы в ее историко-этническом аспекте. Подтвердим это тремя выдержками. «В современный период идентификация себя только с одним этносом характерна лишь для гагаузов Молдовы и юга Украины (Одесской области)» (с. 126). «Окончательное становление этнической идентичности гагаузов происходило на территории Бессарабии» (с. 127). «Формированию в психологии народа принципа двойной идентичности во многом способствовали существовавшие на Балканах исторические условия, в которых жили гагаузы» (с. 129). Как видим, автор в одном случае утверждает, что потомки тюркоязычных задунайских переселенцем только в Буджаке обрели этноним гагаузы, подтверждая, что именно здесь они окончательно сформировали свою идентичность, а в другом заявляет, что психология двойной самоидентификации имеет у гагаузов балканские исторические корни, обусловленные османским господством на полуострове. На лицо явное противоречие в позиции Е. Н. Квилинковой, которое она пытается спрятать за словом «окончательное» (а чуть ниже, на этой же 129-й странице, Е. Н. Квилинкова пишет о «сохранении принципа двойной идентификации у гагаузов Бессарабии»), вкладывая в него смысл завершения процесса, который имел свое начало на Балканах. Но Е. Н. Квилинкова смешивает два разных этнических и этнопсихологических процесса. Никто в научном мире не отрицает формирование на Балканах тюркоязычного православного населения, ныне известное как гагаузы. Но и никто до сих пор не доказал, что это православное тюркоязычное население изначально формировалось там также и с использованием этнонима гагаузы. Не только оно само себя тогда так не называло, но и «другие» его так не называли. Нет доказательств обратного. Поэтому, од