Хотя репутация румынской элиты в глазах лидеров Антанты была сильно испорчена, к концу войны существовала заинтересованность в использовании румынских штыков в целях установления преград на пути распространения большевизма в Средней Европе, в особенности для подавления коммунистического эксперимента в Венгрии. В силу благоприятного для неё стечения обстоятельств Румынии удалось заполучить не только Трансильванию, но и Бессарабию, присоединение которой к румынскому королевству в первые годы войны воспринималось румынской элитой как несбыточный сон.

Расчеты и просчеты румынских правителей в годы первой мировой войны

Первую мировую войну Румыния встретила, будучи членом военно-политического союза Центральных держав, Германии и Австро-Венгрии. Немец на престоле, как подданные именовали короля Карла Гогенцоллерн-Зигмарингена, в 1883 году. вовлек страну в альянс. Витала надежда на то, что с помощью этого блока, единственного на континенте, соперников не имевшего, удастся отторгнуть от России присоединенную к ней в 1812 году Бессарабию. Газеты, в оправдание сотрудничества с ним, состязались в сочинении небылиц насчет неуемной агрессивности русского медведя. В июне 1884 года проправительственные средства информации опубликовали статью без подписи. Молва приписывала авторство министру иностранных дел Д.А. Стурдзе. «Россия,- говорилось в ней,- со времен Петра Великого и до нашего времени с неослабеваемым постоянством стремилась к объединению всех славянских народов либо под своим скипетром, либо под протекторатом царей, и к завоеванию Босфора, «ключа от своего дома», как его именуют дипломаты московитов. Эта политика предполагает сама по себе уничтожение Румынии как страны и как нации»(1). Печать предавалась разнузданной антироссийской пропаганде, уверяя, будто бы страна кишела петербургскими агентами, рассыпавшими золото перед оппозицией и подстрекавшими обывателей к неповиновению властям. Служба в миссии в Бухаресте превратилась для отечественных дипломатов в тяжкий крест, столько инсинуаций на них сыпалось. Особенно доставалось А.П. Извольскому, будущему министру иностранных дел. Его обвиняли в том, что он «с беззастенчивостью, недопустимой в другом месте, ведет себя так, как будто аккредитован не при особе короля, а при оппозиции, и подстрекает оную к неповиновению (2).В ответ на жалобы миссии Д.А. Стурдза замечал, что в Румынии существует свобода печати и она никому не подчиняется. Психологическая подготовка к войне с Россией в союзе с Германией и Австро-Венгрией велась во всю.

В сношениях с союзниками премьер-министр И.К. Брэтиану старший своих экспансионистских поползновений не скрывал. Канцлер О. Бисмарк именовал их «неестественными и невероятными», а то и воздушными замками. Особенно тревожили его румынские замыслы завоевания российских пределов до Днестра и дальше с помощью немецких и австро-венгерских войск. Договор он скроил по своей мерке, собственноручно вычеркнув из него упоминания о России и придав ему оборонительную форму (3 ). Непосредственно он был заключен с Австро – Венгрией, Германия к нему присоединилась. Альянс имел неприятный для общественности страны оттенок. Национальное объединение мыслилось в виде присоединения Трансильвании к старому королевству. Ввиду установленных с Австро – Венгрией союзных отношений румынское правительство лишилось возможности официально поддерживать движение трансильванских соотечественников за расширение прав.

Альянс с Центральными державами с самого начала был сверхсекретным, единственный экземпляр договора король хранил в личном архиве, о его существовании не ведали даже многие министры. Год проходил за годом, ни малейшей грозовой тучи с востока не появлялось. Мечты об аннексии Бессарабии увядали, тем более, что население этой провинции не проявляло желания быть присоединенной к Румынии, и стали уделом немногочисленных стародумов во главе с королем.

В 1891–1893 гг. в противовес группировке Центральных держав возник союз России и Франции, постепенно с ними сближалась Великобритания. Расстановка сил в Европе кардинально изменилась, альянс Германии и Австро-Венгрии утратил позицию гегемона.. Румынские верхи привыкли делать ставку на сильного. Вера в могущество германского меча не то чтобы исчезла, но ореол непобедимости он утратил. Не следует пренебрегать и моральным фактором, симпатии общественности принадлежали латинской сестре, Франции. Начались поиски иных путей, маневрирование с целью не прогадать и оказаться в той группировке держав, что имела наибольшие шансы на успех в предстоящей мировой схватке. Вражда к Австро-Венгрии нарастала. Мадьярское дворянство, господствовавшее в венгерском парламенте, относилось непримиримо к движению трансильванских румын за национальное равноправие. Поскольку те составляли большинство населения в провинции, предоставление им равноправия означало передачу управления Трансильванией румынской общине.

Трансильванская карта превратилась в политический туз дипломатии держав образовавшейся в 1904-1907 гг. Антанты, Сердечному согласию Великобритании, Франции и России. Только она могла удовлетворить румынские чаяния в случае военного успеха. Посланники Германии и Австро-Венгрии в Бухаресте жаловались, что у них нет ни сил, ни средств для сопротивления трансильванскому соблазну.

В советской историографии поиски правящих кругов тогдашней Румынии были изучены в трудах Б.Б.Кросса, Г.И. Хенегара и А.С. Агаки. Процесс переориентации на державы Антанты растянулся на годы. Не исключалась и возможность торжества Германии на поле боя. Королю Карлу не мешали продлевать альянс с участниками Центра, в последний раз это произошло в 1913 году. Характерно, что в том же году Карл Гогенцоллерн-Зигмаринген получил российское звание фельдмаршала в память участия румынской армии в осаде Плевны в 1877 году. Так что игра на двух столах велась, и не без успеха. Но враждебные инсинуации в адрес России смолкли. Общественность страны все чаще вспоминала об общности интересов с Россией в сохранении мира на Балканах. Командующий гарнизоном Бухареста генерал Слчек заверял российского военного атташе, что 80 % офицерского состава армии стоят на стороне России.

* * *

В Первой балканской войне 1912 года Румыния не участвовала. И державы, и члены Балканского союза одобрили ее позицию. Страна не граничила с македонскими землями, подлежавшими освобождению и разделу. Румыния могла осуществить свои территориальные притязания только за счет соседей, прежде всего Болгарии. Однако все понимали, что до мозга костей прагматичные министры Бухареста не будут с олимпийским спокойствием взирать на то, как соседи округляют свои владения и перекраивают в свою пользу баланс сил в регионе. И действительно, из Бухареста поступили запросы об исправлении границ. Оказалось, что под исправлением нейтральная страна подразумевала приобретение целой провинции Северной Добруджи. Естественно, переговоры с Болгарией о столь крупной уступке провалились. Попытки созванной в Петербурге конференции держав смягчить позицию Румынии успехом не увенчались

Но тут болгарский царь Фердинанд преподнес Бухаресту подарок. В июне 1913 года он отдал приказ войскам атаковать позиции сербов и греков. Балканский союз рухнул. Война из национально-освободительной превратилась в междоусобную. Румынии оставалось лишь вмещаться в нее, хотя с военной точки зрения в этом не ощущалось нужды, объединенные сербские и греческие силы превосходили болгарскую мощь. 7 июня был издан приказ о проведении мобилизации в румынскую армию, предвещавший вступление страны в войну. Она сопровождалась взрывом не антиболгарских, а антивенгерских чувств. Демонстрации, митинги, собрания протеста против национального гнета в Трансильвании состоялись в Бухаресте, Крайове, Констанце, Джурджу, Галаце, Яссах, Брэиле. Раздавались призывы : «Долой коварную Австро-Венгрию», довольено нам австрийской опеки» Французский посланник заметил, что несведущий человек пришел бы к выводу о начале войны с Габсбургской монархией. Власти поспешили подготовить правильную манифестацию под антиболгарскими лозунгами. Болгария уже воевала с Сербией и Грецией, а против нее выступила еще родная армия, 285 тысяч солдат и офицеров. Поход для нее превратился в военную прогулку, болгары огня не открывали. Бухарестский мир, заключенный 28 июля ( 10 августа) 1913 года, явился для побежденной страны подлинной национальной катастрофой, ей оставили лишь Пиринский край, занимавший едва десятую часть македонских земель, остальные девять десятых поделили между собой Сербия и Греция. Румыния приобрела Северную Добруджу. Новый российский посланник в Бухаресте С.И. Поколевский-Козелл в первых же своих депешах отметил, что румынские территориальные притязания отнюдь не удовлетворены, ибо направлены в основном в сторону Трансильвании. В Вене мелькнула незадачливая мысль - предложить королю Карлу предать огласке секретный договор с Австро-Венгрией. Монарх, услышав это предложение, утратил дар речи.
В январе 1914 года либеральный кабинет министров возглавил Ионел Брэтиану. Он считал, что конец Австро-Венгрии приближается, и заявил королю, что сформировать правительство, способное претворить в жизнь секретный договор, невозможно. Комендант Бухареста генерал Сочек заметил в беседе с российским военным атташе: «Мысли румын обращены не столько в сторону Бессарабии, откуда к нам не доходят заявлений о недовольстве и чувстве сепаратизма, как в сторону Трансильвании, где хивет сплошное трехмиллионное население родных нам по крови и языку румын» (4).

Весной 1914 года антиавстрийские и аетивенгерские манифестации

состоялись в Крайове, Турну-Северине, Джурджу, Яссах, Фокшанах. Габсбургский посланник граф О.Чернин сочинил записку под заголовком «О влиянии внутренней ситуации на союз с Румынией», придя к выводу, что оный союз стоит не больше бумаги, на которой он написан. Его немецкий коллега Вальдхаузен сообщил начальству, что король и премьер-министр информировали его: ввиду настроений общественности страна не обязана участвовать в войне без того, чтобы ее интересы были прямо затронуты. О.Чернин продолжал свою надгробную песнь над почившим союзом. Интересы Румынии выражались тогда одним словом: Трансильвания. Способствовать присоединению этой провинции могла только Антанта. Одолеть трансильванский соблазн дипломатия Германии и Австро-Венгрии оказалась не в состоянии.

* * *

Последняя разведка позиции Румынии в случае войны состоялась в июне 1914 года, когда царская яхта «Штандарт» с Николаем II на борту бросила якорь в порту Констанцы. В свите императора значился и министр иностранных дел С.Д.Сазонов. Король прибыл на свидание в сопровождении И.Брэтиану. Пока монархи вели протокольные беседы, Сазонов приступил к переговорам. До войны оставалось всего несколько недель. Брэтиану не стал уклоняться от ответа: Румыния не обязана участвовать в войне без того, чтобы были затронуты ее интересы. Он уже говорил посланнику Поклевскому, что если Россия хочет сохранения нейтралитета своей соседки, следует укреплять торговые и культурные связи меду двумя странами. Дипломатам держав Центра он заявил, что беседы в Констанце были посвящены сохранению мира на Балканах, к чему стремятся обе договаривающиеся державы. Полученная информация не рассеяла опасений ни в Берлине, ни в Вене, ни в Будапеште.

С.Д.Сазонов отправился в Бухарест, а оттуда в компании Брэтиану совершил экскурсию в Карпатские горы, причем любознательные странники пересекли на автомобиле пограничную черту и покатались по дорогам Трансильвании, что вызвало крайне нервную реакцию в Вене и Будапеште. Немецкий Аусамт реагировал на вояж спокойнее, и получил от партнеров упрек за проявленную близорукость.

Реакция российской стороны на дружеские заверения партнеров в Констанце была сдержанной, а оценка их позиции взвешенной. Союз с державами Центра был продлен. «Румыния действительно будет сохранять нейтралитет до исхода решительных столкновен6ий воюющих сторон, после чего примкнет к сильнейшему» ( 5 ).

* * *

31 июля 1914 года (ст.ст.), в условиях начавшейся войны в королевской резиденции Синая состоялся коронный совет. Открывший его король предложил вести дискуссию на французском языке. За сорок восемь лет проживания в стране монарх так и не научился сносно говорить по-румынски. Он зачитал текст договора с Центральными державами и предложил ему следовать, сам он не сомневался в торжестве фатерлянда на поле боя. Реакция собравшихся его поразила. Один лишь престарелый Петре Карп поддержал его. Все остальные, даже признанные германофилы, высказались за выжидание. Последние надеялись, что германский меч рассечет узел сомнений и сотрудничество с рейхом возобновится. И.Брэтиану выступил с аргументами в пользу отсрочки принятия решения. Немцы и австрийцы, заметил он, не сочли даже нужным информировать Румынию о развязывании войны. Общественность преисполнена солидарности с соотечественниками за Карпатами, отстаивающими свои национальные права. и отвергает союз с Австро-Венгрией. Казуса федерис не существует, ибо союз по форме своей является оборонительным.

Как нельзя более своевременно поступила телеграмма из Рима с извещением, что Италия, связанная подобными же узами с державами Центра., отказалась выступить совместно с ними.

Король Карл, видимо, не без влияния пережитого нервного потрясения, вскоре скончался. На престол вступил его племянник Фердинанд, преисполненный чувства долга перед принявшей его страной. Его супруга Мария, английская принцесса и внучка Александра II по материнской линии, всегда была антантофилкой..

Характерно дальнейшее развитие событий. Объявления нейтралитета не последовало, появился манифест о вооруженном выжидании. В депешах в Векну и Берлин Брэтиану сообщал, сто страна не может выступать на их стороне по причине военной неподготовленности, настроений общественности и угрозы российского вторжения. Так что дверь, ведущая к возвращению к «друзьям» не закрывалась, сохранялся запасной политический вариант в случае быстрой и решительной победы рейха и Габсбургской монархии. А пока Брэтиану вступил в переговоры с Антантой, конкретно с российской дипломатией.

18 сентября ( 1 октября) был подписан русско-румынский протокол , по которому Россия признавала за партнершей право присоединить населенные соотечественниками области Австро-Венгрии, заняв их своими войсками, когда сочтет это возможным. В зарубежной историографии достигнутая договоренность иногда рассматривалась как соглашение о нейтралитете, в Румынии оценивалось как достижение внешней политики страны. Но в протоколе нет и намека на то, что Россия займет Трансильванию своими войсками и передаст ее Румынии. Сазонов информировал Лондон и Париж, что речь идет о допущении Румынии «оваладеть самой, без нашей помощи, Трансильванией и Южной Буковиной», т.е. в ходе войны. Брэтиану предоставлялась лишь возможность выбора времени присоединения к Антанте ( 6 ). Союзники все же сочли, что Сазонов продешевил и к протоколу не присоединились. К разделу земель Австро-Венгрии они еще не были готовы. В Румынии газеты чуть ли не поголовно выступали с проантантовских позиций: «Пересечем Карпаты!», «Пробил час освобождения братьев!». Видный историк А.Д.Ксенопол еще в августе 1914 года опубликовал статью под многозначительным заголовком «С Австрией ни за какую цену!»: «Захватить у России в ходе войны хоть пядь земли значит навсегда поставить под угрозу само наше существование» ( 7 ).

Однако в России заметили: проантантовская агитация идет у соседки волнообразно, вздымается при успехах Сердечного Согласия на фронтах., стихает, когда они сменяются неудачами. Журналисты немели, шумные манифестации прекращались, со страниц газет исчезали обвинения премьер-министра в том, что он прозевает благоприятный момент для вмешательства в войну. А Брэтиану ждал и ждал, полагая, что схватка будет долгой. Несчастная для России кампания 1915 года, когда ее армия, остро страдая от недостатка оружия, откатилась далеко на восток, не способствовало росту воинственности в Румынии. Однако Брэтиану, в отличие от болгарских правителей, безоглядно и бездумно присоединившихся к группировке держав Центра в октябре 1915 года и тем самым подготовивших национальную катастрофу страны на мирных переговорах 1919 года, сохранил хладнокровие и веру в Антанту. Но премьер не смешил с выступлением, возмущая нетерпеливых интервенционистов. Популярная газета «Адевэрул» ( «Правда») поместила на него карикатуры. На одной он изображался в виде утомленной одалиски, обхаживаемой немцами, на другой Антанта хором убеждала первого министра вступить в дело, а он отвечал: «Сейчас без пяти минут десять, а в десять часов я ложусь спать» ( 8 ).

Но война затягивалась, войска зарылись в окопы, и горячие головы в Румынии стали остывать Выжидание приносило высокие доходы узкой прослойке истеблишмента и крупным торговцам с Германией и Австро-Венгрией. Запасной вариант внешней политики с ориентацией на державы Центра не исчез, тому способствовали поставки в Германию и Австро-Венгрию нефти и главным образом зерна, измерявшиеся в тысячах вагонов, что приносило сказочные прибыли помещикам и всякого рода посредникам при продажах. Кривая вывоза взметнулась вверх в 1916 году. Сельское хозяйство в воюющих странах приходило в упадок. В Германии продовольствие строго нормировалось. Нужное число калорий получали лишь солдаты, все остальное население сидело на диете, именовавшейся брюквенной. Существовало и иное название бытия – организованный голод. Потребность в румынской пшенице стала жизненной необходимостью, и она ввозилась десятками тысяч вагонов. В немалом числе отправлялись они и в Австро-Венгрию, где голод проявлялся в неорганизованном состоянии. Запрос на зерно поступил и из Англии.

А низы в Румынии бедствовали. Цены на хлеб росли, у булочных разыгрывались бурные сцены, происходили митинги протеста под лозунгом «олой спекулянтов!».

В парламенте сторонники Брэтиану курили ему фимиам и возглашали: «Молчи и действуй».

Российскую ставку неучастие соседки в войне какое-то время устраивало, граница на четырехсотверстном южном участке не требовали защиты. Румынский военный потенциал котировался скромно, солдатский состав ее армии оценивался положительно, офицерство подвергалось критике, высшее командование не ставилось ни во что. Иную позицию занимали французы. На них завораживающе действовала цифра - более полумиллиона румынских штыков.

Ситуация круто изменилась летом 1915 года. В конце мая немецкие войска под командованием генерала А.Макензена прорвали российскую оборону под Горлицей, и началось великое отступление царской армии, жестоко страдавшей от недостатка оружия. Румынский удар во фланг наступающим стал весьма целесообразен, и ставка превратилась в сторонницу вовлечения юго-западной соседки в войну. Брэтиану не преминул воспользоваться этим и выговорил исключительно благоприятные условия присоединения Румынии к Антанте, предусматривавшие присоединение Трансильвании к старому королевству, причем граница была прочерчена с прихватом населенных украинцами земель в Северной Буковине, венграми по левобережью реки Тисы и сербами в запал ной части Баната. Оставалось лишь определить дату выступления Румынии и подписать с ней военную конвенцию. Нажим на Сазонова с требованием удовлетворить все требования Брэтиану со стороны Парижа и Лондона нарастал. Он намекал парижским коллегам, что в 1914 году, когда над ними нависла беда, Россия помогала им не советами, а наступлением своих войск. Тщетно. Он вообще сомневался, что румын удастся втянуть в войну при столь критических обстоятельствах ( 9 ). Брэтиану сперва манил обещанием выступить после подписания конвенции, но по мере того, как сгущались тучи над российским фронтом, срок отодвигался. 5 ( 17) июня он прочитал посланнику С.А.Поклевскому записку, в которой фигурировала отсрочка в два месяца. Однако условия, связанные с поставками в Румынию оружия, были сформулированы столь неясно, что они позволяли румынской стороне найти предлог для новых нарушений срока ( 10 ).В конце июня премьер решился открыть карты. Он заявил британским дипломатам, что вообще не может назначить срока.

Далее произошло нечто неожиданное. Коллеги Брэтиану по кабинету, ранее ему беспрекословно подчинявшиеся, заявили ему, что считают ситуацию слишком опасной для принятия решения. Премьер в ответ будто бы пригрозил отставкой, но остальные министры заявили, что не могут остаться без его испытанного руководства. Поклевскому Брэтиану сказал, что время для подписания конвенции еще не м наступило, но он считает достигнутые договоренности не подлежащими изменению.

В условиях, когда российская армия отступила на сотни верст, британский десант на Галлиполийском полуострове в Дарданеллах истекал кровью, а наступление союзников под Артуа закончилось катастрофой, втянуть Румынию в войну оказалось за пределами возможности..У Брэтиану хватило выдержки не переметнуться на сторону Центральных держав, что сделал царь Болгарии Фердинанд и ее правительство на горе своей стране.

В 1916 году превосходство сил Антанты стало проявляться все более весомо. Немцам взять крепость Верден во Франции не удалось. Российская армия восстановила свои силы. Численно она далеко превосходила противостоявшие ей немецкие, австро-венгерские и турецкие войска. 22 мая ( 4 июня) дивизии Юго-Западного фронта под командованием генерала А.А.Брусилова совершили прорыв австрийской обороны. В ходе отступления неприятеля его потери убитыми, ранеными и пленными составили полтора миллиона солдат и офицеров, от нанесенного удара габсбургская армия уже не смогла оправиться.

В Румынии общественность под влиянием Брусиловского прорыва взвилась на дыбы. Газета «Епока» торжествовала: «Австрийская навозная куча, которая так долго отравляла воздух, разбросана русскими штыками, войска шенбруннского старца ( т.е. Франца Иосифа) бегут на фронте в 300 километров» . Ей вторила газета «Акциуня»: «Мы должны спешить, пока наша помощь еще имеет какое-то значение». Газета «Адевэрул» замечала: «Достаточно было загреметь русским орудиям на нашей границе, чтобы общественное мнение Румынии снова взволновалось» ( 11 ).

Голова кружилась от открывшихся перспектив. Газетчики оторвались от тверди земной и устремились в облака грез: «Когда Румыния выступит, Австро-Венгрия и Болгария совершенно ослабеют и наверно поймут, что их нахальству пришел конец». «Венгры в отчаянии». «Война на Балканах закончится так, как захочет Румыния» ( 12 ).

Сочувствовавшая Германии пресса оконфузилась, только что она сравнивала Россию с огородным пугалом, и вдруг такой пассаж. Последовали невнятные и неубедительные утверждения - Германия де решительно превосходит своих противников изобилием вооружения особенно тяжелой артиллерии ( 13 ).

Нападки на Сфинкса, то бишь Ионела Брэтиану, возобновились: «Этот политический шарлатан считает, что момент еще не наступил», отставка возглавляемого им кабинета вернет веру в честь и мужество общественной и политической жизни». Газета «Адевэрул» сокрушалась: «Мы вместо политических деятелей имеем лабазников и свиней Эпикура», и во главе их ленивый и несостоятельный Брэтиану» ( 14 ).

А в Петербурге давление союзников с целью вовлечения Румынии в войну достигло степени которую товарищ министра иностранных дел Нератов назвал домогательством. Особенно старались французы, их армия была измотана битвой под Верденом. Посол М.Палеолог преследовал Сазонова, можно сказать, по пятам. Ему на помощь пришел президент республики Р.Пуанкаре, обратившийся непосредственно к Николаю II.

17 июня, после обмена мнениями с генералом Ж.Жоффром, начальник штаба верховного главнокомандующего М.В.Алексеев снял свои возражения против вовлечения Румынии в войну. Казалось, что Австро-Венгрия близка к развалу и румынское наступление в Трансильвании будет способствовать общему успеху. Но удар нужен был немедленный, пока австро-венгерские войска находились в состоянии расстройства, а немцы еще не успели залатать линию фронта. Отсюда формулировка Алексеева: выступление должно состояться «теперь или никогда», пока еще ощущается эффект Брусиловского прорыва.

Иначе рассуждал Брэтиану. Он выдвинул новые требования, граница в Буковине подверглась пересмотру, город Черновцы подлежал передаче Румынии. Он обусловил выступление своей страны опережающим российским наступлением в Карпатских горах, англо-французским на Салоникском фронте, не говоря уже о поставках вооружения, снаряжения и даже обмундирования для румынской армии. Создавалось впечатление, что ее предстояло вооружить, одеть и обуть.

Опыт участия во Второй балканской войне сыграл с румынскими правителями злую шутку. Тогда обессиленные болгары не открывали огня по вторгшимся румынским войскам, в российской печати война именовалась опереточной. Похоже было, что Брэтиану рассчитывал на повторение кампании 1913 года.. По причинам, не поддающимся объяснению, он надеялся ограничиться военными действиями против одной Австро-Венгрии, и это было известно в Петербурге. И неимоверным представлялось требование, чтобы Россия сосредоточила двухсоттысячную армию в Добрудже против Болгарии, с которой ни Дом Романовых, ни правительство, ни общественность воевать не собирались. Поэтому в Добруджу быд направлен ограниченный контингент войск - две пехотные дивизии, из которых одна состояла из сербских добровольцев, военнопленных австро-венгерской армии, и одной казачьей дивизии.

Румынская историография безоговорочно одобряет требования Брэтиану, расценивая их как справедливые, и всю его политику. Совсем иная оценка и того и другого утвердилась за рубежом. Ему не простили ни надувательства со сроками выступления Румынии, ни попытки возложить на державы основную тяжесть по созданию Великой Румынии, предоставив ей самой лишь совершить освободительный поход в Трансильванию. Планы эти были нереальны. Самыми уступчивыми представлялись французы. Но сперва М.Палеолог сделал устное заявление, а затем глава правительства А.Бриан прислал телеграмму, в которой предложил принять все румынские пожелания. Однако, если союзники при заключении мира не смогут добиться выполнения выдвинутых Брэтиану условий, «Румынии волей неволей придется склониться перед т.н force majeure, не настаивая на осуществлении державами неисполнимых требований». На том и порешили. За военную прогулку образца 1913 года румынам не обещали ничего. Если они хотят быть великими, считал М.В.Алексеев,- пусть сперва пройдут горнило войны ( 15 ).Заключенная военная конвенция содержала важнейшее положение - Румыния не имела права заключать сепаратный мир. Случись такое - договоренность с Антантой утрачивала значение. Брэтиану приобрел репутацию человека коварного и лживого и церемониться с ним не собирались. Вот отзывы о нем современников на Па рижском конгрессе 1919 года: «Брэтиану, несомненно, самый непопулярный из собравшихся здесь министров. Он не единственный из государственных деятелей, сидевший во время войны на двух стульях и флиртовавших с обеими сторонами, но создается впечатление, что он опустился ниже других, его флирт был особенно бесстыден». Или совсем уже грубо: «Брэтиану - бородатая баба, страшный лицемер, провинциальный интеллигент из Бухареста, исключительно неприятный субъект» (16 ).

Лицемерие вошло у Брэтиану в плоть и кровь. Чуть ли не накануне выступления он заверял посланника Австро-Венгрии, что той ничто не угрожает. А опытный дипломат О.Чернин в своих депешах называл срок нападения с точностью до недели.( 17).

14 ( 27 ) августа 1916 года посланник Маврокордат вручил в Вене манифест об объявлении войны Австро-Венгрии. Не прошло и двух дней, как представители Германии, Турции и Болгарии совершили ту же процедуру в Бухаресте… Рухнули совершенно необоснованные расчеты на то, что Румынии удастся ограничиться войной с одной державой.

Предусмотренные Брэтиану упреждающие операции войск Антанты успехом не увенчались. Российские атаки в Карпатских горах захлебнулись. На Салоникском фронте генерал Жеков нанес удар по позициям союзников, и те перешли к обороне. 15 ( 28) августа румынские войска перешли границу и стали углубляться в Трансильванию, имея превосходство сил перед противником в 2,4 раза в пехоте и 3 раза в артиллерии, не говоря уже о том, что значительную часть вражеских войск составляли нестроевые части из великовозрастных и выписанных из госпиталей после ранения солдат. Укомплектованный чехами полк, как мрачно шутили в Будапеште, исчез, не оставив следов. Сражаться за мачеху Австро-Венгрию чехи не желали. Но венгры дрались отчаянно.

Мрачные предчувствия, царившие в российской ставке, оправдались с лихвой. Немецкое командование, характеризуя темп вторжения в Трансильванию, сравнивало его то с передвижением черепах, то с ползаньем улиток.( 18 ). Справедливости ради следует сказать, что допускалось сгущение красок. Румынский план Зет предусматривал все же преодоление нескольких километров в лень. Наступление продолжалось две недели, был занят город Сибиу, подошли к Брашову. 3 (16) сентября началась переброска войск на юг, к Дунаю. В разгар боев немалые силы оказалась на колесах и вне военных операций.

Генерал А.Макензен, имея под командованием немецкие, болгарские и турецкие части, приступил к активным военным действиям. Румыны неожиданно быстро сдали крепость Тутракан (Туртукай). Историография страны объясняет неудачу тем, что целые дивизии ее армии были укомплектованы только что призванными под знамена резервистами, между отдельными соединениями существовал разрыв в несколько километров, и врагу удавалось обеспечивать превосходство сил на нужных направлениях. Почему это удавалось сделать, остается секретом.

В середине сентября австро-германцы перешли в наступление на севере. В Могилев, где располагалась ставка Верховного российского командования, посыпались просьбы о помощи от короля Фердинанда. королевы Марии, вспомнившей, что она приходилась двоюродной сестрой Николаю II , И.Брэтиану, генерала Д.Илиеску. Брэтиану взывал: « 24 часа имеют большое значение», сообщая при этом заведомо завышенные цифры о численности войск противника, 500 – 600 тысяч человек. М.В.Алексеев располагал совсем иными, гораздо более скромными данными: 251 батальон пехоты, 70 эскадронов кавалерии.

В румынской историографии вина за военные неудачи традиционно возлагается на союзников: « Наступление на других фронтах запаздывало, русские в ответ на обращения премьер – министра призывали к терпению, французы тоже». Совсем другую оценку ситуации давал фельдмаршал П. Гинденбург: «Румыния, конечно может» ( 20 ). В ставке подвели плачевные итоги румынского участия в войне ( данные на 3 (15) декабря 1916 года ): была побеждена не по вине своих союзников» ( 19 ).

Через Карпаты австро-германцам удалось прорваться в конце октября. 15 ноября немцы захватили мост через реку Олт у Каракала и хлынули в центральные области страны. Генерал Крафт овладел перевалом Красная Башня в Карпатах, А немецкие, болгарские и турецкие полки под командованием Макензена форсировали Дунай.

Русские не призывали румын к терпению, а спешно перебрасывали войска в Румынию. Обе страны соединяла единственная железная дорога, причем одноколейная, по которой с трудом можно было протиснуть десяток эшелонов в сутки. Имело смысл создать крепкую линию фронта позади отступавших румын. Но те даже в качестве временной завесы не годились по причине стремительного отхода.. Русским солдатам приходилось прямо с колес вступать в бой. 19 ноября был сдан Бухарест. Румыны, по словам генерала А.А.Брусилова, проводили операции собственного измышления. «По долгу совести и присяги» он считал нужным заявить, что в создавшихся условиях он управлять армиями не в состоянии.

РУМЫНСКИЕ ДИВИЗИИ:

1 –я - 10 тысяч штыков 13 –я - 2 тысячи штыков

2 – я - разбежалась 14 – я - 2 тысячи штыков .

3 – я - 6 тысяч штыков 15 – я 20 тысяч штыков

4 – я - сдалась в плен 16 –я - данных нет . 5 – я - разбежалась 17 –я - соединилась с первой

6 – я - 4 тысячи штыков

7 – я - 10 тысяч штыков 18 – я - разбежалась .

8 – я - 3 тысячи штыков 19 – я - разбежалась . 9 – я - разбежалась 20 – я - разбежалась .

10 - я - сдалась в плен 21 – 2 тысячи штыков

11 – я - 3 тысячи штыков 22 – я - 1 тысяча штыков

12 – я - 5 тысяч штыков 23 – я - 1 тысяча штыков (21) .. Итого – 70 тысяч человек в строю из имевшихся в августе 700 тысяч. В тылу шло срочное формирование новой армии, ее состав был постепенно доведен до 180 тысяч обученных солдат и 82 тысяч рекрутов..