…В средневековой Японии без паспорта никому нельзя было перейти из провинции в провинцию. Это соблюдалось строжайшим образом. И лишь бродячим актерам и поэтам не требовалось никаких документов, - на пограничном посту им достаточно было перед стражниками показать свое искусство: паспорт можно и подделать, а мастерство художника любого рода надежней бумажного вида на жительство. Так и время на всех своих перевалах спрашивает с деятелей искусства не «членский билет» Союза писателей или Союза театральных деятелей, не награды и похвальные грамоты, полученные от властей своего времени, а живое умение. И сколько их, певцов-творцов, прославленных в какой-то период, увешанных наградами, оказались «беспаспортными» перед заставами новых эпох!..

Настоящее же искусство имеет свойство побеждать время. Сколько мы знаем мастеров, получивших признание, достойную оценку лишь после смерти. Был вообще потрясающий случай: в той же Японии, например, поэт УШ века по имени Окура настоящее признание поучил лишь спустя тысячелетие после своей смерти. Был забыт на многие века. Ныне же это признанный классик.

А разве в нашей отечественной истории такое не случалось?

Кстати сказать, в Японии сейчас издается более двух тысяч (!) – я не оговорился -чисто поэтических журналов. Поэтический конкурс, традиционно проводящийся от имени императора по заранее объявленным программам, собирает громадное количество участников, среди которых немало таких, кто давно оторвался от своей родины, а также европейцев, обосновавшихся в стране восходящего солнца. В этой не такой уж большой стране есть департамент поэзии (академия поэзии) с УШ века. Может быть потому, что она занимает такое место в жизни японца, эта страна бурно развивается и, несмотря на поражение во второй мировой войне, возродилась буквально из пепла, встала в ряд с самыми авторитетными государствами мира…

Помимо всего прочего, поэзия, как и все искусство, не движется от простого к сложному, не свершает «скачки», не развивается по законам, так сказать, примитивно понятого диалектического материализма. Ведь нельзя сказать, что, к примеру, Сандро Боттичелли, живший пятьсот лет тому назад, ушел в былое, не интересен нашим современникам, что он «отсталый», а скажем, процветающий сегодня Илья Глазунов двинул живопись вперед и богаче, проникновенней, в силу развития всего человечества, раскрывает жизнь. Как кого, - меня же Боттичелли волнует. И, если так можно выразиться, питает душу больше, чем позднейшие мастера кисти, и раскрывает вечные загадки бытия с какой-то божественной силой. Демиург! Ученые и изобретатели его времени в сопоставлении с сегодняшними научными достижениями просто смешны. А Мастера живописи, ваятели, музыканты, поэты минувших веков остаются нашими современниками, властно входят в наши будни. Ведь никто не станет спорить, что Гомер сочинял не хуже (кого бы вспомнить?) – ну возьмем Андрея Вознесенского. Посмотрим, посмотрим, кто из нынешних сочинителей станет вровень с мастерами древности. И еще: не родись Коперник, другой ученый непременно открыл бы гелиоцентрическую систему мироздания. А вот «Войну и мир» никогда и ни при каких условиях не написал бы никто другой, кроме Льва Толстого. И даже какого-нибудь забавного деревянного человечка по имени Буратино никто бы не выдумал, кроме Толстого – уже Алексея. Пусть эта сказочка (имеющая свою предысторию в Италии) – молекула, а то и вовсе атом воздуха поэзии, которым мы дышим, не замечая его…

Можно где-то построить громадный комбинат или завод, а можно и не построить, оставив голый пустырь, никто на это не обратит внимания. А убери из нашей жизни Гулливера или дон Кихота, - ощутишь пустыню на месте чего-то великого и необходимого. В этом смысле художник – уникальная фигура. Пишу это не из желания каким-то образом возвеличить за счет других свою профессию. Эти азы повторяю, чтобы обратить внимание на некоторые особенности искусства.

Но расплата за уникальность – трагизм жизни подлинного художника. На что уж вроде бы благополучен тот же Лев Толстой, а почитайте его дневники: что ни запись – то вопль, плач, желание покончить счеты с жизнью. Благополучны одни лишь графоманы и ловкие сочинители на потребу самых примитивных вкусов. А Пушкин… Достоевский… Врубель… Блок… Те же беды – безденежье, сумасшествие от непосильного творческого напряжения, вечное недовольство собой, яд вражды и зависти бездарей, преследование властей.

В школьные годы я был удивлен, узнав из книг, что в России, которая в своем большинстве оплакивала Пушкина, оказалось немало людей, сочувствовавших не ему, а его убийце Дантесу, которого за дуэль выгнали из страны. Какие воротилы, какие всевластные владыки стояли на стороне Дантеса! А я-то думал, что буквально всем на свете ненавистен Дантес, убийца «солнца русской поэзии». А что сказал венценосный глава России, когда убили Лермонтова? «Собаке – собачья смерть». Понадобилось прожить свой век, чтобы убедиться: на свете ничего не меняется, по-прежнему мы живем в мире, где властвуют покровители дантесов и мартыновых, а новые Пушкины и Лермонтовы остаются где-то в тени, способные лишь сквозь зубы промолвить: «Вы, жалкою толпой стоящие у трона…»

Сколько соблазнов, сколько сладких миражей навязывают современному обывателю деньги и власть! Сколько опасных забав, сколько мнимых радостей! Плененный ими, он превращается в безропотного робота, в зомби. И можно ли говорить в таких условиях о добре, зле, о Боге и безбожии? Книга первого известного китайского поэта Цюй Юаня, жившего две тысячи триста лет назад, называлась: «Вопросы к небу». Много ли у нас задается вопросов такой высоты и значимости !? Все больше обиды на изменившего мужа или шумную соседку. Я каждый день слышу, как возвеличивают каких-то жалких стихоплетов, забыв об истинных Поэтах.

Любое общество может без особых утрат пережить серьезные кризисные ситуации, перенести и голод, и войну, и мор. Но бывают периоды, когда, в общем-то, благополучном коллективе отмирают самые сокровенные, самые тонкие и уязвимые клеточки общественного интеллекта, совести, сознания своего земного назначения, а проще – способности рождать поэзию и испытывать потребность в ней. И тогда дело плохо. Речь тут идет, разумеется, не столько о стихотворной продукции. Так случается со спасенным утопленником, пробывшим под водой чуть больше, чем способен перенести организм, - откачают такого, он будет жить, ходить, есть, пить, но ничего не будет соображать: отмерли самые тонкие материи мозга. Медики подтвердят мои слова. Друзья, перечитайте еще раз этот абзац, - это важно!!! Это наблюдение моей довольно долгой жизни очень существенно. Мы, наше общество, напоминает спасенного утопленника, который пробыл без дыхания, не питая кислородом свой мозг, больше, чем он может вынести…

Бесспорно, и у нас поэзия умирает. Если уже не умерла. Гибель поэзии я почувствовал давно. Толчок дало одно крохотное детское письмецо. Наверное, все писатели переписываются с читателями. В особенности много писем приходило прежде от членов всевозможных школьных литературных обществ. Вот и это пришло из города Артемовска: литературный клуб «Бригантина» поздравлял меня с каким-то праздником, послание заканчивалось следующими словами: «Из-за страшного повышения цен на конверты и открытки, мы прекращаем переписку до наступления лучших времен. До свидания! Совет клуба. Писала Шовкопляс Ирина». Это было больше двадцати лет назад, и послать письмо тогда было раз в…тысячу дешевле, чем нынче. Где-то теперь Шовкопляс Ирина, писавшее это письмецо? Где-то теперь ее товарищи по «Бригантине»?

Так пересохла крохотная жилка всеохватной системы, в итоге рождавшая современную литературу, основу основ культуры, мировоззрения, характера каждого народа. В какую пустыню превратили оазисы поэзии суховеи новейшей «экономики»! И пусть в будущем мы заживем богато и даже распрекрасно, я до дней последних не забуду этого детского письмеца. Оно - словно последнее прости – с гибнущего в бушующем море судна. Да ведь это и впрямь была Бригантина, несущая на своих парусах последний отсвет поэзии.

…У меня, как и у Цюй Юаня, тоже накопилось немало вопросов к небу. К самому -самому Небу, ибо чую наступление безумия, и никакие партии и объединения на них ответить не имеют ни мудрости, ни сил … Ведь в старину даже криминал, уголовщина тянулись к поэзии, и их песни, которые нередко пели в телепередаче «В нашу гавань заходили корабли», привлекают жизненностью и лиризмом, а подчас даже вызывают слезу…