Воспоминания сына – Владислава Гросула

Действительно, есть такие страницы биографии основателя и первого президента Молдав-ской академии наук, «молдавского Ломоносова», как еще его называли при жизни, о которых сейчас мало кто знает. Почему Ломоносова? Не только потому, что простой деревенский паренек ушел в город и стал там руководителем Академии наук, а еще и потому, что он отличался всесто-ронними знаниями в различных областях науки. Вообще-то в 1933 г. он поступил на физико-математический факультет. Поступил как лучший математик рабфака, и если и колебался, то меж-ду физикой и математикой, решив сделать выбор несколько позднее.

Но судьба распорядилась по-иному. Собственно, даже не судьба, а институтское начальст-во. Как раз в том же году в пединститутах были открыты исторические факультеты. Но сту-дентов оказалось удивительно мало. Молодежь не очень знала, чем станут заниматься будущие историки, ведь тогда страна была устремлена в будущее. Получалось, что игнорируются поста-новления партии и правительства. Поэтому меры решили принять радикальные. К концу первого курса отца вызвали то ли в партбюро, то ли в комитет комсомола, где состоялся разговор в духе того времени: «Ты что, Гросул, против советской власти?» После этого последовала немая сцена, и говоривший продолжил наступление: «Ты почему не на историческом факультете?» Молодой человек, которому тогда был ровно 21 год, захватил свои конспекты и перешел на исторический факультет. Перешел не просто студент-математик, а лучший студент, круглый отличник – этим самым хотели повысить авторитет нового факультета.
Но, избрав новую специальность, Я.С. Гросул навсегда сохранил интерес к точным и есте-ственным наукам. К тому же он имел к ним врожденные способности. Буквально все схватывал на лету и еще в студенческие годы поражал знакомых своей эрудицией в различных областях знаний, к которым тянулся, испытывая в этом глубокую внутреннюю потребность. Поскольку Яким Сер-геевич входил в число первых выпускников истфака, то его готовили к преподавательской дея-тельности в институте. Тем более в этом вузе работало мало преподавателей-молдаван – он должен был читать лекции и на молдавском языке. Так и получилось. Любопытно, что еще первая учительница Я.С. Гросула – З.С. Тодорашко, когда он окончил начальную школу (кстати, отец стал учеником поздно, в 13 лет), пророчески сказала: «Ты, Гросул, будешь профессором». Опытная учительница уловила выдающиеся способности своего ученика, сына безграмотной молдавской крестьянки и старого солдата, имевшего большую жизненную школу, но получившего образование всего лишь в объеме церковно-приходской школы.

Интересный эпизод произошел во время Дней молдавской культуры в Москве в конце 60-х гг. Я.С. Гросулу пришлось долго выступать во время пресс-конференции, на которую почему-то пришло много иностранных журналистов. Он отвечал на один вопрос за другим, и было видно, что в зале присутствуют люди, хорошо знакомые с достижениями науки. Число вопросов все возрастало, и президент Молдавской академии наук обстоятельно на них отвечал, касаясь дос-тижений молдавских биологов, физиков, микробиологов, математиков. Наконец кто-то из присут-ствующих спросил Якима Сергеевича, кто он сам по специальности. И каково же было их удивле-ние, когда последовал ответ – историк. Выступивший затем секретарь ЦК КПМ Д.С. Корнован подчеркнул, что Я.С. Гросул так долго занимается вопросами науки, что трудно сказать, кто он больше – историк или химик. А к химии он действительно проявлял большой ин-терес. Наша семья дружила с семьей выдающегося химика А.В. Аблова. Антон Васильевич был химиком с мировым именем. В первый приезд в Яссы, в январе 1969 г., был принят председателем Ясского филиала Румынской академии наук, крупным румынским химиком Христофором Симио-неску. И очень обрадовался высокой оценке, которую дал ученый трудам А.В. Аблова. Ведь Ан-тона Васильевича я знал с детства, неоднократно с ним беседовал и отдавал должное его много-сторонним знаниям. Естественно, что отец, постоянно общавшийся с ним по работе, знал его на-много лучше. Постепенно вошел в курс научных дел, причем изучил их до мельчайших деталей. Здесь нельзя не вспомнить, как отец переживал, когда под надуманным предлогом началась травля Аблова, что привело к смещению его с должности директора Института химии.

Будучи близок к А.В. Аблову, отец поддерживал работы и других химиков, вникая в ис-следования Ю.С. Ляликова, Г.В. Лазурьевского, И.Б. Берсукера, Д.Г. Батыра и пр. Поэтому
Корнован имел все основания произнести свою фразу. То же самое можно было сказать и о позна-ниях Я.С. Гросула в области других наук, ибо все лаборатории, сектора, отделы, не говоря уже об академических институтах, создавались при его непосредственном участии. Прежде чем получить соответствующее финансирование и поддержку в инстанциях, нужно было хорошо знать, чем конкретно занимаются люди. А он знал по имени не только всех научных сотрудников, но и почти всех аспирантов. Мне оставалось только удивляться, как легко отец переходил с одной научной темы на другую. Тридцать лет он «варился» в академическом соку, постоянно общаясь со многими выдающимися учеными, и при его феноменальных способностях все усваивать и схватывать на лету, стал человеком высочайшей научной эрудиции. Эти познания он получал порой в самых неожиданных местах.

Так, например, в начале 60-х гг. я вместе с сестрой Людмилой, отцом и матерью Ханой Соломоновной отдыхал в санатории Совета Министров в Сочи. Там находились многие известные люди, но обычно ученые контактировали с учеными, дипломаты с дипломатами, военные с воен-ными. В то время я учился в аспирантуре, в Москве, и благодаря отцу попал в среду этих корифе-ев, каждый из которых был флагманом своей науки. Тогда я познакомился с Н.М. Сисакяном – главным ученым секретарем АН СССР, видным языковедом В.В. Виноградовым и другими вы-дающимися личностями. Я отметил про себя, каким уважением пользовался отец у этих крупней-ших ученых страны.

Но я лишь один раз побывал в санатории такого типа, а для отца и матери это являлось правилом. Они не просто отдыхали и лечились, а еще и общались, ибо, когда ученые собираются вместе, они обычно говорят о науке. И это тоже было хорошей школой для самого Якима Сергее-вича. Он был знаком с С.И. Вавиловым, тесно сотрудничал с А.П. Несмеяновым, но особенно теп-лые отношения у него сложились с М.В.Келдышем. Келдыш ценил четкость и насыщенность док-ладов молдавского президента, уровень его эрудированности и, конечно, хорошо знал его как «человека Академии». Работник Президиума АН СССР В.Д. Новиков, бывший адмирал, сподвиж-ник знаменитого И.Д.Папанина, присутствовавший на выступлениях Я.С. Гросула на Президиуме АН СССР, как-то мне сказал, что Келдыш считает Я.С. Гросула лучшим республиканским прези-дентом.

Чтобы объяснить, как мой отец стал ”человеком Академии”, надо вернуться к довоенному времени, когда он был деканом истфака. Яким Сергеевич тесно сотрудничал с преподавателями Одесского университета, которые читали лекции студентам–тираспольчанам и с которыми под-держивал контакты и позднее. Именно благодаря им Я.С. Гросул поначалу вышел на московских историков. После войны он, будучи деканом, входил в состав делегации молдавских ученых, при-нимавших в 1945 г. участие в праздновании 220-летия Академии наук. Отмечалась эта дата весьма широко. Конечно, не случайно. После войны стояла задача – укрепить позиции науки, поднять настроение ученым, которые вели тогда интенсивную работу по нескольким важнейшим програм-мам – атомной, ракетной и др.

Я.С. Гросул, активно участвуя в тот период в организации Кишиневского государственно-го университета, обратился за помощью к ряду московских ученых.
Мой отец входил в так называемую «пятерку». Кроме большой комиссии по организации университета была, и сегодня никому не известная, «пятерка» главных руководителей создания вуза. В нее входили А. Аблов, Ф. Алифанов, Я. Гросул, Н. Димо, И. Леонов. Считалось, что имен-но из состава «пятерки» назначат первого ректора университета, и обычно называлось имя Я.С. Гросула. Товарищи отца (часть из них занимала ответственные посты) даже поздравляли его с этим назначением. Они рассуждали следующим образом. А. Аблов тогда еще не являлся членом партии, к тому же он – уроженец Одессы, не молдаванин. Ф. Алифанов отвечал за хозяйственные дела. Н. Димо уже тогда считался немолодым, а И.Леонов, заместитель директора Дипломатиче-ской академии, был представителем Москвы. Что касается Я.С. Гросула, то, будучи членом пар-тии, молдаванином, он возглавлял историко-филологический факультет, на котором тогда обуча-лось 60% всех студентов университета. Он себя очень хорошо зарекомендовал как организатор. Так, в связи с нехваткой абитуриентов он вместе с мамой разъезжал по городам и селам Молдавии и выискивал будущих студентов. Но назначили ректором Леонова, человека, несомненно, опытно-го, участника Гражданской войны, старого члена партии. Однако он не знал ни Молдавии, ни мол-давского языка, и это назначение породило некоторое недовольство среди молдавской интелли-генции.

Отнюдь не все молчали и при Сталине. Люди есть люди, и они высказывают свое мнение, а оно нередко становится достоянием широких кругов общества. Кстати, этот случай даже повысил авторитет Я.С. Гросула. Обиженных у нас любят, хотя сам отец никакой обиды не высказывал. Пройдет более четверти века, и нечто подобное повторится. В связи с 60-летием Гросул был пред-ставлен к званию Героя Социалистического Труда. Опять заранее последовали поздравления, но где-то, в какой-то инстанции награждение отменили. На этот счет были разные версии, но факт остается фактом.

По-видимому, недовольство в среде молдавской интеллигенции было зафиксировано и сыграло определенную роль в том, что вскоре после создания Молдавского академического центра Я.С. Гросул был назначен заместителем директора Молдавской базы Академии наук СССР. По-становление о создании Базы было принято еще в 1946 г., но фактически она начала функциони-ровать с весны 1947-го. В газете «Советская Молдавия» 12 марта 1948 г. была опубликована его статья под названием «Над чем мы работаем в Молдавской базе Академии наук СССР» – первая более или менее подробная информация о работе этого учреждения. Среди прочего там писалось: «Молдавская научно-исследовательская база Академии наук СССР организована сравнительно недавно. Не прошло еще и года с момента ее фактического основания». Так что к 12 марта 1948 г. не прошло и года со времени создания Базы. Директором Базы был назначен академик В.П. Вол-гин, в 1897 г. окончивший одну из кишиневских гимназий, но живший в Москве, и фактически руководил Базой его заместитель. Поначалу заместителем был М.М.Радул, но затем, через не-сколько месяцев, после его избрания секретарем ЦК КПМ, заместителем стал Я.С. Гросул.

В.П. Волгин регулярно пересылал отцу свои доверенности, по которым ему поручалось «руково-дить и управлять» Базой, и он руководил.
Сегодня уже мало кто помнит это время. Труднейшие 40-е гг. – война, страшный голод, перемещение населения, а затем и коллективизация в молдавском Правобережье. В этих слож-нейших условиях создается Молдавский академический центр. Когда Я.С. Гросул пришел в этот коллектив, там было всего 38 сотрудников. Как он сам говорил, все их пальто умещались на одной вешалке. А когда отец скончался, в Академии наук Молдавии уже работало три тысячи человек. К тому же тогда подавляющее количество денежных и материальных ресурсов шло на военные цели, и гражданской науке, особенно в далекой от центра Молдавии, доставались крохи. Не было специалистов по многим отраслям науки, и инженер в Молдавии тогда считался бóльшей редко-стью, чем сейчас космонавт.

Наезжая в Москву, Я.С. Гросул прежде всего являлся к В.П. Волгину и в первую очередь ставил его в известность о проблемах Базы, пытаясь добыть для нее все недостающее. Вячеслав Петрович был вице-президентом АН СССР, человеком весьма влиятельным, его даже называли «комиссаром Академии». Он пробивал для Базы дополнительные денежные средства, оборудование, литературу, но все в ограниченных пределах. Его заместитель понимал ситуацию и то, что больших денежных средств и первоклассного оборудования молдавская База не может получить по определению. Но он же хорошо понимал и роль человеческого фактора. Прежде всего, по его мнению, нужно было подбирать способных исследователей вне зависимости от их характера, воз-раста, пола, национальности и социального положения. Принцип один – предельная научность. Это все вроде бы элементарно, но только на первый взгляд. Действует и много других факторов, которые даже трудно перечислить.

У историка Я.С. Гросула – большие заслуги перед отечественной генетикой. Непосвящен-ным это покажется парадоксом, но все было именно так. В связи с «делом генетиков» Москву и Ленинград вынужденно покинули многие генетики, наука которых оказалась в самой настоящей опале. Их буквально высылали на окраины. Была здесь и политическая задача – русификация на-циональных республик. Но, разобравшись в существе дела, Я.С. Гросул понял, что многие из них являлись настоящими учеными, а именно такие нужны были молодому академическому центру.

«Побольше бы такой русификации», – как-то сказал мне отец. Действительно, почти каждый из них стал в условиях Молдавии основателем собственной школы. Но для этого нужны были усло-вия, и фактический руководитель Базы их создавал, прекрасно понимая, как важен для приезжих ученых прежде всего психологический климат. В Молдавию переехало несколько сотрудников знаменитого вавиловского ВИРа (Всесоюзного института растениеводства): будущий молдавский академик В.А. Рыбин (заведовал в институте сектором), будущий молдавский член-корреспондент В.В. Арасимович (работала там еще с 1930 г.), доктор биологии З.В. Янушевич. Приехали в страну и энтомолог Я.И. Принц, и фитопатолог Г.А. Патерило, и физиолог А.А. Зубков. Получили воз-можность работать в Молдавии Д.А. Шутов и Т.С. Гейдеман (супруги), селекционер Н.Ф. Дере-вицкий. Несколько позднее вернулся в Молдавию из ссылки почвовед, заведовавший когда-то ка-федрой агрохимии МГУ, И.Г. Дикусар и др.

Молдавия получила ученых высокого класса, но многие из них считались опальными, и не было гарантии их будущей спокойной жизни. Так республика стала крупным центром советской генетики, хотя о самой генетике в конце сороковых и начале пятидесятых старались не говорить, занимались конкретными научными исследованиями.

В то время люди запросто приходили домой к руководителю Базы. Общались и в другой обстановке. Например, 2 мая (первого была демонстрация) 1948 г. весь коллектив выехал на маев-ку, которая проводилась на территории опытного хозяйства. И такие маевки проводились затем ежегодно, на них встречались и сотрудники, и члены их семей. Устраивались детские утренники, например новогодние елки, куда дети приходили вместе с родителями, отмечались разного рода праздники. Люди общались, знакомились – неформальная обстановка сближает нередко больше, чем рабочая.

В 1949 г. База трансформировалась в Филиал Академии наук, и его возглавил поначалу за-меститель, а затем и директор Ботанического института АН СССР П.А.Баранов. Если В.П. Волгин так и не смог приехать в Кишинев, то Баранов, будучи занятым на основной работе, посещал Ки-шинев два-три раза в год и то ненадолго. Таким образом, и Филиалом фактически руководил Я.С. Гросул. Коллектив увеличивался, работы становилось все больше, но и научная отдача была все заметнее. В 1954 г. отец назначается официальным руководителем Филиала. Он сразу же вы-двигает план преобразования Филиала в Академию наук. Как раз в том же году был превращен в академию Киргизский филиал, и казалось, что создание Молдавской академии будет делом чисто формальным. Но в реальности оказалось далеко не так. Предстояла долгая и тяжелая борьба, затя-нувшаяся на целых семь лет. Прежде всего встал вопрос о помещении для будущей академии.

В 1956 г. его в определенной степени удалось решить. Для кишиневского окружкома было по-строено большое для того времени здание, но поскольку окружкомы в Молдавии упразднили, то за новое здание разгорелась настоящая борьба между различными учреждениями. Отцу удалось убедить первого секретаря ЦК КПМ З.Т. Сердюка, и здание было передано Филиалу.

Я.С. Гросул считал, что академию вполне можно было открыть еще в 1956 г. Но появлялись все новые и новые сложности. В соответствии с каким-то общесоюзным постановлением из состава Филиала изъяли несколько отделов и институтов, в том числе самый мощный – Институт плодоводства, виноградарства и виноделия, созданный в 1950 г. (в его открытие Я.С. Гросул вложил много сил). В общесоюзном плане, возможно, это и имело какой-то резон, но в Молдавии были свои особенности. Очень непросто создавать каждый новый институт. Молдавский академический центр их создавал, преодолевая немалые препятствия, а за-тем готовую работу передавали в другие ведомства, прежде всего в Министерство сельского хо-зяйства. Все это проводилось под знаком укрепления сельского хозяйства. Но и Филиал тогда в основном занимался именно биологией и сельским хозяйством. Передача соответствующих учре-ждений Минсельхозу отнюдь не повышала их научный уровень. Более того, они стали больше за-ниматься прикладными делами и удаляться от большой науки. Все-таки министерство есть мини-стерство, и сам дух науки и научная свобода там чувствовались значительно меньше, чем в акаде-мическом центре. Прошло некоторое время, и Филиалу стали делать замечания: мол, он мало за-нимается сельским хозяйством. Хорошенькое дело! Филиал создавал учреждения сельскохозяйст-венного профиля, их изымали из его состава, а затем делали соответствующие замечания.

Чувствовалось, что созданию Молдавской академии кто-то сильно мешает. Кто – предпо-ложить было нетрудно. Поскольку в Филиале работали многие генетики и биологи нелысенков-ского направления, более того, в середине 50-х гг. отношение к генетике в стране заметно измени-лось, и они получили возможность для своей легальной работы, Молдавия стала одним из круп-нейших центров генетики в СССР. Это, конечно, не могло не насторожить Т.Д. Лысенко, который сохранял тесные отношения с Н.С. Хрущевым. В Молдавии Лысенко имел своих сторонников, хотя, как потом оказалось, не очень многочисленных. Они в основном работали в Министерстве сельского хозяйства. Лысенко и его влияние в Молдавии – это вопрос особый и небезынтересный с точки зрения понимания тех процессов, которые развивались в молдавской науке. Впервые я уз-нал, что отец – отнюдь не поклонник Лысенко, еще летом 1950 г. Тогда семья снимала дачу в Одессе, и я подружился с несколькими ребятами, отдыхавшими по соседству. Однажды к отцу одного из них, директору какого-то сельскохозяйственного института, приехал в гости сам Лысен-ко. Мы побежали посмотреть на него, поскольку знали о знаменитом ученом по учебникам. После, радостный, я пришел домой сообщить родителям о великой возможности увидеть самого Лысенко. Никакой эмоции на лице своего отца я не увидел. Удивленный, я направился к выходу и услышал слова, сказанные отцом матери: «Есть и другое мнение».

Лет десять спустя я напомнил отцу этот эпизод, и он разъяснил в общих чертах положение в биологии, о наличии другой научной школы. В частности, он рассказал мне о направлении, воз-главлявшемся академиком Н.В. Цициным. Отец отнюдь не считал Лысенко безграмотным агроно-мом, как представляли его противники. Вскоре я ознакомился с неопубликованными воспомина-ниями Н.Ф. Деревицкого, хранившимися в личном архиве отца. Именно в лаборатории Деревиц-кого начинал свою научную работу молодой Лысенко. Деревицкий позитивно оценивал его пер-вые исследования, но потом потерял меру, возомнил себя всемогущим и стал диктовать свои усло-вия, так как был, по его мнению, специалистом чуть ли не по всем вопросам биологии и сельского хозяйства. Дело, однако, не только в самом Лысенко. Так получилось, что он стал диктатором науки, и власти его активно использовали для того, чтобы держать в узде Академию наук СССР. В этом он сыграл самую негативную роль.

Вообще, отношения большой академии с советской властью складывались не просто. По-сле Октябрьской революции руководство академии даже опасалось её роспуска. Объяснялось это несколькими причинами. С одной стороны, во время труднейшей Гражданской войны численность сотрудников академии увеличилась в три раза, с другой – они столкнулись с серьезными материальными лишениями, которые, как известно, испытывала вся страна. Крупнейших русских ученых стали приглашать за рубеж, обещая различные привилегии. Советская же страна не имела таких возможностей. Не надо забывать, что у каждого ученого, как правило, есть семья – жена, дети, внуки, которые тоже имеют право голоса. В то же время был еще один важный фактор – со-циальный, который также учитывался. Академиков и членов-корреспондентов пролетарского про-исхождения тогда не было, преобладали выходцы из дворян, а также священников и купцов. Оль-денбург, например, был из древнего дворянского рода, хотя отличался левыми взглядами и выра-жал недовольство нравами в царской высшей школе, но являлся членом Государственного совета от академии. Однако, несмотря ни на что, науке предоставлялись максимальные условия для раз-вития. В эмиграцию впоследствии отправилось только 5 академиков из 45.

Поэтому состав академии поначалу менялся очень медленно. Этим и воспользовались Лы-сенко и его сторонники, постоянно бравировавшие своими рабоче-крестьянскими корнями. И со-циальный состав опальных биологов, оказавшихся в Молдавии, был примерно такой же, как в большой академии. Димо и Деревицкий были сыновьями помещиков, из дворян происходили Д.А. Шутов, К.Й. Пангало и ряд других ученых. Выходцами из крестьян являлись разве что И.Г. Дикусар и Г.А. Патерило – участники Гражданской войны, служившие в Красной Армии. И.Г. Дикусара это, однако, не спасло. Уже одно то, что он был учеником академика Д.Н. Прянишникова, не нравилось лысенковцам.

Нелегкой оказалась и судьба Н.А. Димо, подвергавшегося гонениям еще в 30-е гг. После войны вопрос о социальном происхождении ученого поднял один из работников аппарата Прези-диума АН СССР. Но его спас вице-президент академии, известный металлург И.П. Бардин, рас-сказавший о том, что Димо еще до 1917 г. в своей лаборатории скрывал революционеров. Тем не менее вопрос социального происхождения не был снят с повести дня. Моему отцу приходилось за все это отвечать, но он постоянно говорил, что на первом месте должен стоять принцип научно-сти, только так мы можем чего-то достигнуть. И в итоге уровень ряда направлений молдавской науки не уступал московскому. Число публикаций ученых Молдавского академического центра все увеличивалось, причем многие из них основывались на практическом опыте, и это-то особенно не нравилось лысенковцам, решившимся на новую интригу, на сей раз против первого президента молодой Молдавской академии.

Я.С. Гросул – выходец из глубин народных, и с социальным происхождением у него было все нормально. С советской властью у него тоже были нормальные отношения. Он прекрасно по-нимал, что только благодаря ей в родном селе появилась молдавская школа, без которой он навер-няка остался бы неграмотным. Гросул являлся членом республиканского ЦК КПМ, депутатом Верховного Совета республики, а затем и СССР и был хорошо известен своими взглядами. Удар решили нанести неожиданно. В 1961 г. он стал президентом Молдавской академии, проведя боль-шую многотрудную работу по ее организации. Сегодня немногие знают, кто непосредственно ему помогал в этом деле. Среди ближайших сподвижников отца в этом деле я прежде всего назвал бы А.Л. Одуда, географа из Москвы, занимавшегося географией Молдавии и переехавшего в Кишинев. Одуда назначили на должность ученого секретаря Филиала. Нельзя не вспомнить и Л.С. Ма-цюка, тоже некоторое время бывшего ученым секретарем Филиала, а затем ставшего заместителем председателя Президиума Молдавского филиала АН СССР, то есть заместителем

Я.С. Гросула. Он отвечал в Филиале за сельское хозяйство и биологию. Особенно следует обратить внимание на эти две фамилии, поскольку сейчас мало кто знает о реальной ситуации того времени. Итак, с августа 1961 г. Филиал был преобразован в академию. Роль в этом мой отец сыг-рал неоспоримую. Порой высказывается мнение, что он создавал ее для себя. Но так говорят люди, которые не знают тогдашних реалий. В то время на первом плане были точные и естественные науки, и именно их представители возглавляли большую академию и почти все республиканские. Так что не было никакой гарантии, что историк Гросул возглавит академию в Молдавии. Но его роль в ее организации была столь значительной, что никто не мог ее оспорить. Именно за нее он получил орден В.И.Ленина. Указ подписали Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л.И. Брежнев и секретарь Президиума М.П. Георгадзе. За 15 лет руководства Я.С. Гросула акаде-мия значительно выросла численно, и заметно увеличилась ее экономическая отдача. К концу 70-х гг. на каждый вложенный рубль экономическая отдача составляла более трех рублей, за их первую половину в различные отрасли народного хозяйства было внедрено 184 предложения, хоздоговор-ных работ выполнено на сумму почти 5 млн рублей – по тем временам довольно крупная сумма, но это уже особый разговор.

Итак, в 1961 г. Я.С. Гросул стал президентом Молдавской академии, а в 1963 г. произошло следующее. Ушел на пенсию И.С. Кодица – Председатель Президиума Верховного Совета МССР, и на его место предложили Я.С. Гросула. Отец категорически отказался. Формально это было по-вышением, тем более что он автоматически вошел бы в состав бюро ЦК КПМ. Но фактически это означало бы уход из академии, а за ее судьбу он тогда больше всего опасался. Была известна связь первого секретаря ЦК КПМ И.И. Бодюла с Лысенко, вместе с которым они проводили экспери-менты с джерсейской породой коров в Молдавии, причем в масштабах всей республики. Академия могла бы оказаться в руках Лысенко, чего никак нельзя было допустить, этого не хотела и Большая академия. Тогда решили заменить метод пряника на метод кнута. На одном из всесоюзных сове-щаний председатель Комитета по координации научно-исследовательских работ К.Н.Руднев вдруг предложил присоединить Молдавскую академию к Украинской. Это было сделано в определенном контексте, но смысл был именно таким. Зал замер, и Я.С. Гросул ответил категорическим отказом. Его решительно поддержал президент Эстонской академии наук И.Г. Эихфельд, крупный биолог-селекционер, заявивший, что таким образом нарушается суверенитет республики. Поддержали его тогда и другие ученые. Вопрос вроде бы замяли, но все понимали, что не Руднев был автором такой инициативы. Широко распространялись слухи о желании Н.С. Хрущева упразднить академию вообще, и в такой обстановке предложение председателя комитета воспринималось как некое предзнаменование. И действительно, вскоре последовали ответные меры. Я.С. Гросул полу-чает выговор по партийной линии со стандартной для того времени формулировкой – «За засоре-ние кадров». Вздорность обвинений была столь очевидна, что заведующий отделом науки

Д.И. Вердыш отказался участвовать в этом грязном деле. Вердыш, кстати, опытный партийный работник, был и министром народного образования, и первым секретарем райкома одновременно с Бодюлом. «Засоренные кадры» – это главный бухгалтер академии Кример, выпускник Коммер-ческой академии, и несколько технических работников с подобными фамилиями, которые никакой особой роли в деятельности АНМ не играли, но нужен был предлог. После этого на XI съезде Компартии Молдавии Я.С. Гросула не избрали членом ЦК КПМ, а он был таковым со II по Х съезд. И казалось, что судьба его предрешена.

Вообще-то интереснейшее дело: И.И. Бодюл своими экспериментами с джерсейской породой нанес сильнейший удар по молдавскому поголовью скота, а выговор получил президент Академии. Но, как говорится, иногда не везет, а иногда – везет. В октябре 1964 г. на известном Пленуме ЦК КПСС был снят Н.С. Хрущев, а затем немедленно перемещен и Т.Д. Лысенко. Лысенко несколько раз пытался попасть на прием к Брежневу, но тот его не принял. Судьба академии была решена, позиции снова укрепились. Заметно укрепилось и положение отца, поскольку заведующим отделом науки ЦК КПСС стал его давний знакомый С.П. Трапезников, кстати, участвовавший в написании «Истории Молдавии». В ЦК КПСС оказался еще один хороший знакомый Я.С. Гросула – К.У. Черненко, с которым они сотрудничали еще в Молдавии, а затем в Президиу-ме Верховного Совета СССР, где Я.С. Гросул бывал как депутат Верховного Совета СССР, а К.У. Черненко занимал должность начальника секретариата Президиума. Таким образом, Я.С. Гросул получил сильнейшую поддержку не только в Большой академии, но и в ЦК КПСС. И.И. Бодюл был вынужден несколько присмиреть.
Бодюл снимал одного руководящего работника Молдавии за другим, но отца он снять не мог. Нетрудно представить, что творилось у него в душе при его авторитарном характере. И.И. Бодюл ждал момента. Его чувства выплеснулись, когда в 1971 г. к нему на прием пришла группа молдавских ученых во главе с Я.С. Гросулом. Они поставили вопрос о праздновании 10-летия АН МССР. Бодюл был явно не в духе и заявил: «Вы хотите праздновать, а у нас падает производительность труда, надо лучше понимать политику партии». Обычно сдержанный и предельно корректный Яким Сергеевич ответил ему прямо и нелицеприятно: «Я раньше вас в партии и политику ее понимаю не хуже вас». Действительно, и членом партии, и членом ЦК КПМ Я.С. Гросул стал раньше И.И. Бодюла.

Об этом разговоре мне первым сообщил Е.М. Руссев и лишь затем на мой вопрос откликнулся отец, подтвердив его слово в слово. Было ясно, что начинается новый виток атак на президента академии. Как-то Г.Ф. Антосяк (один из крупнейших руководителей республики) сказал Якиму Сергеевичу и мне, присутствовавшему при этом, что Бодюл очень мстителен и, пока не нанесет удар, не успокоится. Еще в начале 60-х гг. сам Георгий Федорович был снят с должности и направлен постпредом Молдавии в Москву. Тогда я, будучи еще молодым аспирантом, беседовал с ним о перспективах молдавской экономики. Антосяк ратовал за опору прежде всего на собственные силы и возможности. Бодюл же стоял за развитие отраслей, далеких от внутренней сырьевой базы Молдавии. Поначалу казалось, что прав Бодюл.

По большому счету, прав оказался Г.Ф. Антосяк, человек огромного опыта, возглавлявший и Госплан республики, и Молдавский совнархоз. Затем он снова вернется в республику и станет первым заместителем председателя Совета Министров. В своих воспоминаниях Бодюл обвинил Антосяка, не отрицая при этом его большой ум и мудрость, в приверженности к консервативным методам управления. В этих же воспоминаниях ничего не говорится о провалах в области животноводства в начале 60-х и конце 70-х гг., за что Бодюл нес прямую ответственность, так как считался прежде всего животноводом-ветеринаром. Он также не рассказал, почему был снят с поста первого секретаря райкома. Кстати, после этого он пришел к Якиму Сергеевичу с просьбой взять его на работу, был согласен даже на должность лаборанта. Отец попросил его зайти через два дня, пообещав что-нибудь подыскать. Но за эти два дня решился вопрос о переезде Бодюла в Москву.

Как историк-исследователь я должен оценивать тогдашние процессы предельно взвешенно. И признаюсь, что, несмотря на огромные, непростительные ошибки, И.И. Бодюл немало сделал для республики. Но как сын не могу забыть, что он вел самую настоящую войну против моего отца, и наша семья все это тяжело переживала. Многолетнюю, ничем не обоснованную войну, хотя в воспоминаниях он все-таки дает Якиму Сергеевичу весьма высокую оценку. Келдыш считал отца лучшим президентом республиканской академии, Бодюл же постоянно чем-то был недоволен. Обвинения выглядели смехотворно, на уровне того выговора, что был вынесен в 1963 г. Чего только стоят неприятности с Молдавской энциклопедией, которая благодаря именно Я.С. Гросулу была превращена в настоящий институт, подготовивший первую в истории молдавского народа многотомную энциклопедию. Но придирки следовали за придирками. И.И. Бодюл как-то обвинил президента академии в том, что он выписывает два румынских исторических журнала. Оказывается, их нужно было брать в библиотеке. Такие обвинения мог выдвинуть лишь человек, не знавший научных реалий. В библиотеке за этими журналами среди историков были очереди, ведь поступал всего лишь один экземпляр. К тому же журналы выписывал В.Я. Гросул, специализировавшийся тогда в области российско-румынских отношений.

Или еще одно из подобных обвинений. Как-то Бодюл заявил, что в академии много евреев, да к тому же президент ее общается с китайским врачом. Он, видимо, забыл, что когда-то евреи составляли в Кишиневе почти 40% населения города и среди них было немало талантливых ученых и преподавателей. Сам И.И. Бодюл сотрудничал с А.Е. Коварским, а что касается китайского врача К.И.Линя, у которого моя сестра проходила курс иглотерапии, то тот же Бодюл посоветовал К.У. Черненко обратиться к его услугам… вот так. Кто поставлял И.И. Бодюлу эту информацию – нетрудно догадаться.

В своих воспоминаниях И.И. Бодюл пишет: «Первый президент Академии наук Молдовы Я.С. Гросул не создал своей школы, но он был страстным глашатаем науки, признанным лидером молдавских ученых, большим патриотом молдавской историографии, организатором и настоящим подвижником молдавской науки. Он обладал широким историческим кругозором и много сил вложил в организацию академии».

Слова не ”создал своей школы” вызывают лишь грустную улыбку. Будучи уже в пожилом возрасте, И.И. Бодюл признал многие достоинства отца, но о реальном положении исторической науки Молдавии он просто-напросто не знал. Как декан исторического факультета Кишиневского пединститута, как декан историко-филологического факультета Кишиневского государственного университета, как основатель и первый директор Института истории АН МССР и, конечно, как президент академии мой отец старался способствовать развитию различных направлений истори-ческой науки. Но сам был основателем школы историков-экономистов, одной из самых сильных в Советском Союзе. Его учениками являлись: И.Г. Будак, М.П. Мунтян, В.И. Жуков, И.А. Анцупов, И.И. Левит, А.В. Репида, П.Д. Ройтман, П.Г. Дмитриев и другие историки-экономисты, впо-следствии готовившие специалистов в этой области. Отец также сотрудничал с Н.А. Моховым, Я. Копанским, Д.И. Шемяковым, Е.Е. Чертаном и другими историками Молдавии. Как говорил П.В. Советов: «Все мы вышли из «Крестьян Бессарабии» Якима Сергеевича». Речь шла о докторской диссертации Якима Сергеевича и его книге 1956 г., до сих пор самой крупной работе о крестьянах Молдавии. П.В. Советов, юрист по образованию, тогда еще аспирант, писавший диссертацию об «Уложении Василия Лупу», под влиянием работ Я.С. Гросула стал заниматься социально-экономической проблематикой. Кстати, когда в соответствующей анкете, которая была затем по-мещена в книге «Историки России. Кто есть кто в изучении отечественной истории», был задан вопрос об учителях, я назвал среди своих учителей Н.М. Дружинина, Б.Ф. Поршнева, Л.В. Черепнина и Я.С. Гросула.

Много лет спустя, в 2002 г., какой-то бывший работник КГБ Молдавии, выступивший под псевдонимом Г.Кодряну, совершенно справедливо озаглавил один из первых параграфов своей книги «История как поле идеологических битв». Однако он допустил ряд неточностей. Одна из них касается оценки Института истории АН МССР. Там пишется: «В Академии наук МССР утвердилась практика исследования не главных, а второстепенных проблем истории. В Институте истории АН МССР треть научных сотрудников составляли евреи, среди которых была распространена круговая порука». В действительности же, в конце 80-х гг., когда начались националистические выступления в Молдавии, евреи в Институте истории составляли лишь 10%, а что касается второстепенности проблем, то не господину Кодряну судить об этом. В целом Институт истории тогда раскололся, как раскололось и все молдавское общество. Немалые трудности выпали в то время и на долю директора института В.И. Ца