Не говоря уже о том, что вина Советского Союза в гибели польских офицеров в Катыни однозначно не доказана, поскольку во всей этой сомнительной истории, возникшей с подачи гитлеровского министра пропаганда Йозефа Геббельса, слишком многое «шито белыми нитками», в связи с чем большинство политически неангажированных экспертов высказывают большие сомнения в том, что поляки были расстреляны именно «советскими чекистами», а не самими гитлеровцами, сразу же бросается в глаза, что Варшава всякий раз, выдвигая обвинения по адресу Москвы за события 1940 года, сама всячески пытается уйти от рассмотрения не менее кровавого преступления, связанного с гибелью десятков тысяч солдат Красной Армии, попавших в польский плен в 1919 – 1920 годах.

Поскольку в 1990 году первый и последний президент СССР Михаил Горбачёв, желая угодить Западу, официально признал, что «Катынь была советским преступлением», официальные круги Варшавы, называя всё, что связано с гибелью советских солдат в польских концлагерях «анти-Катынью», стали обвинять Москву в том, что, напоминая о том, что случилось с попавшими в польский плен в 1919 – 1920 г.г. красноармейцами, она якобы стремится изгладить из памяти россиян память о совершенном в 1940 году «сталинским режимом» в Катыни «преступлении против человечности».

А, между тем, имеется официальный отчёт Польско-российской группы историков и архивистов, которая работала в 1991 – 1993 г.г, вышедший в 2004 году на русском языке, в котором собраны 338 документов, касающихся судьбы советских военнопленных. Польские и российские исследователи установили, что число красноармейцев, погибших в польском плену, превышает 45 тысяч.

А вот в самой Польше этот отчёт так и не был опубликован, поскольку правда о судьбе советских военнопленных времен войны 1919 -1920 г.г. оказалась очень невыгодна и неудобна для нынешней «исторической политики» Варшавы.

Зато о тех поистине нечеловеческих условиях, в которых содержались в польских концлагерях попавшие в плен красноармейцы в 1919-1921 годах, написал в опубликованной влиятельным журналом «Ньюсуик Польска» в статье «Ад за колючей проволокой» польский историк Игорь Мечик

Как сказано в этой статье, первоначально в руках поляков находилось около 10 тысяч пленных красноармейцев, однако, после поражения армии Михаила Тухачевского под Варшавой в польский плен попало всего до 110 тысяч солдат, командиров и комиссаров Красной Армии.

Для их размещения в плену поляки создали целую сеть концлагерей – в Бресте, Лукове, Вадовице, Домбье, Тухоле, Стжалкове, Пикулице, Шипьорно и в других местах. Эта сеть концлагерей для советских военнопленных покрывала почти всю польскую территорию.

Несмотря на то, что в 1919 году польское министерство по армейским делам составило для военнопленных «специальный рацион», включающий хлеб, мясо, каши и даже кофе, ни в одном из концлагерей советские военнопленные никогда не ели досыта. Голод был повсеместный, причём вызывался он самой польской лагерной охраной намеренно и искусственно.

Автор статьи приводит многочисленные примеры того, как пленных красноармейцев специально морили голодом. Так, например, группу из 300 пленных красноармейцев пять суток гнали пешим порядком в концлагерь в Пулявах, но за всё это время не покормили ни разу, а по прибытии в лагерь изголодавшимся людям бросили дохлую лошадь, которую те вынуждены были есть сырой.

Осенью 1920 года польский комендант концлагеря в Бресте так приветствовал прибывающих к нему пленных красноармейцев: «Я буду вас так кормить, что вы сами подохнете».

В статье приводится сохранившийся в центральном военном архиве Польши рапорт генерала Зджислава Хордыньского-Юхновича, возглавлявшего Санитарный департамент военного министерства. Этот документ генерал написал после инспекции лагеря в Белостоке: «Бараки переполнены, среди здоровых полно больных. По-моему, на 1400 заключенных здоровых нет вообще. Они покрыты лохмотьями и от холода прижимаются друг к другу, пытаясь согреться. В воздухе смрад от больных дизентерией и гангреной, развивающейся в опухших от голода ногах. Это ужасающая картина».

Посетившая лагерь для советских военнопленных в Стжалкове представительница Красного Креста Стефания Семполовска писала: «Барак для коммунистов так переполнен, что сдавленные узники были не в состоянии лечь, и стояли, подпирая один другого».

По свидетельствам очевидцев, только в одном этом лагере ежемесячно умирали 100-200 красноармейцев. В Бресте цифры были еще страшнее. Там только за сутки от голода и болезней погибали от 60 до 100 пленных.

В Тухоле в конце 1920 года за два месяца умерло 440 заключенных. «Местные жители вспоминали, что еще в тридцатых годах были места, где под ногами проседала земля, а из-под нее выступали человеческие останки», – пишет «Ньюсуик Польска».

Медицинской помощи не было вообще никакой. Раненые красноармейцы по две недели лежали без повязок, пока в ранах не заводились черви, и люди не умирали от заражения крови.

«В самый страшный для узников период – зимой 1920-21 годов – умерших считали уже тысячами», – утверждает «Ньюсуик Польска».

Помимо этого имели место многочисленные случаи расстрелов без суда и следствия взятых в плен красноармейцев, утверждает польский журнал.

В статье приводятся воспоминания одного из очевидцев событий 1919 года о том, как командир 18-го польского пехотного полка приказал пленным красноармейцам раздеться, затем отдал приказ избить их нагайками, а затем всех расстрелял.

Всех попавших в плен комиссаров поляки вешали без суда. Ужасающие факты об этих жестокостях приводятся в книге «Замолкающее эхо. Воспоминания о войне 1914-1920 годов», написанной участником тех событий с польской стороны Станиславом Кавчаком, отрывки из которой приводятся в статье Игоря Мечика.

Журнал «Ньюсуик Польска» цитирует также дневник Казимежа Свитальского, личного секретаря главнокомандующего польскими войсками маршала Юзефа Пилсудского, который писал о «жестокой и безжалостной ликвидации пленных нашими солдатами».

Самым страшным считался концлагерь в Стжалкове - между Познанью и Варшавой. Командовавшие лагерем капитан Вагнер и поручик Малиновский секли заключенных бичами, сделанными из колючей проволоки. Обычная норма при избиении составляла 50 ударов. Тех, кто просил пощады, тут же расстреливали, пишет польский журнал.

В этот лагерь попали солдаты латышского полка Красной Армии, добровольно сдавшие оружие и перешедшие на сторону поляков. В лагере с них сняли всю одежду и предупредили, что «живыми они из лагеря не выйдут, поскольку являются жидовскими наемниками».

Латышам запрещали выходить из бараков за водой и вообще не давали есть. От нечеловеческих условий погибло несколько десятков солдат этого полка. Остальным удалось спастись только благодаря тому, что в лагерь прибыла следственная комиссия и Вагнер с Малиновским были арестованы.

Польский журнал задает вопрос, «не было ли все это сознательным уничтожением, может быть, не на уровне правительства, но, по крайней мере, на уровне начальства отдельных лагерей?» И тут же признает, что с таким утверждением «трудно спорить».

Как пишет корреспондент ИТАР-ТАСС в Варшаве Алексей Карцев (rodon.org), положение советских военнопленных было настолько серьезным, что в сентябре 1919 года законодательный сейм Польши создал специальную комиссию по расследованию ситуации в лагерях.

Комиссия завершила работу в 1920 году непосредственно перед началом киевского наступления. Она признала вину военных властей в том, что «смертность от тифа была доведена до крайней степени».

Комиссия указала на плохие санитарные условия в лагерях: отсутствие дезинфекционной и дезинсекционной камер, бани, прачечной, мыла, грязь в помещениях, нехватка сменной одежды и белья, отопления, а также господствующий среди пленных голод.

Год спустя после киевской операции, но прежде всего после победы под Варшавой, когда поляки снова взяли в плен десятки тысяч красноармейцев, ситуация в концлагерях вообще вышла из-под контроля, так как число пленных увеличилось в десять раз. Как пишет профессор Збигнев Карпус, в октябре 1920 года, во время перемирия, в Польше их было около 110 тысяч.

Военнопленных отправляли куда угодно, не только в новые лагеря (например, в лагерь в Тухоле), но и в тогдашние сортировочные станции, пункты сосредоточения и различные военные объекты, такие как Брестская крепость или крепость Модлин. Никто не ожидал такого числа пленных красноармейцев.

На протяжении всей войны в МИД Польши поступали трагичные отчеты от посещавших лагеря людей и организаций, в том числе международных, таких как YMCA и Красный Крест.

Ситуацией в лагерях военнопленных интересовались тогдашняя польская пресса и благотворительные организации. Но всё это ни к чему не привело. Министерство только публиковало новые инструкции и указания. Ад за проволокой продолжался еще долго после окончания боев, вплоть до польско-советского обмена военнопленными в 1921 году.

В январе 1921 года российско-украинская делегация, отправленная в лагерь в Тухоле в рамках мирных переговоров, проводимых в Риге, описывала в докладе то же самое, что годом раньше сообщал генерал Гордыньский: «Военнопленные помещены в здания, не предназначенные для жилья. Нет никакого оснащения, предметов, предназначенных для сна, пленные спят на полу, без матрацев и одеял, в окнах нет стекол, в стенках дыры…, раненые лежали без перевязок по две недели, в ранах заводились червяки, в таких условиях пленные быстро умирали. Если принять во внимание присутствующую здесь смертность, то в течение 5-6 месяцев все в этом лагере должны умереть».

Казимеж Свитальский, личный секретарь маршала Пилсудского, пишет в дневнике, что «жестокое и безжалостное уничтожение военнопленных нашими солдатами» мешало добровольной капитуляции красноармейцев».

Марцели Хандельсман, польский историк, доброволец в 1920 году, вспоминал, что «наши комиссаров вообще не брали живьем».

Центральный Комитет коммунистической партии Литвы и Белоруссии в 1920 году собрал для российского Красного Креста отчеты большевиков, бывших пленных в Польше, об экзекуциях красноармейцев.

Товарищ Цамциев вспоминает: «Командир польского полка собрал всех жителей деревушки и приказал бить проводимых через деревню пленных красноармейцев. Это продолжалось около получаса. После проверки оказалось, что это солдаты 4-го гусарского полка Красной Армии. Несчастных раздели донага, и в ход пошли нагайки. Затем их поставили в канаве и расстреляли так, что у них оторвались некоторые части тела».

20 декабря 1919 года на заседании главного командования Войска Польского майор Якушевич доложил: «Военнопленные, прибывающие в эшелонах с галицийского фронта выглядят истощенными, голодными и больными. Только в одном эшелоне, высланном из Тарнополя и насчитывающем 700 военнопленных, доехало только 400».

Йозеф Подольский, культработник Красной Армии, который попал в польский плен весной 1919 года, в «Записках из польского плена», опубликованных в 1931 году в журнале «Новый мир», вспоминает, что в эшелонах военнопленных провел 12 дней, в течение 8 из которых ничего не ел. «По дороге на привалах, которые длились целые сутки, подходили мужчины с палками и светские дамы, которые издевались над военнопленными».

Врач Красной Армии Лазарь Гингин (в плену находился с сентября 1920 по декабрь 1921 г.) писал в письмах своей жене Ольге: «У меня отняли всю одежду и обувь, вместо этого дали лохмотья. На станцию вели через деревню. Поляки подбегали, били военнопленных… Конвоиры им не мешали».

«Пожалуй, самая трагичная судьба – у новоприбывших, которых везут в неотапливаемых вагонах без соответствующей одежды, простуженных, голодных и уставших, часто с первыми симптомами болезней, лежащих безумно с апатией на голых досках», – описывала ситуацию Наталья Бележиньская из польского Красного Креста. – «Поэтому многие из них после такой поездки попадают в госпиталя, а более слабые – умирают».

Министр военных дел Казимеж Соснковский 8 декабря 1920 г. назначил следствие относительно перевозок голодных и больных военнопленных. Непосредственным поводом для этого были сведения о перевозке 200 пленных из Ковеля в своеобразный «тамбур» перед попаданием в лагеря – концентрационный пункт фильтрации военнопленных в Пулавах. В поезде 37 военнопленных умерли, 137 приехали больные.

6 декабря 1920 г. министр Соснковский издал распоряжение «О способах кардинального улучшения положения военнопленных», отдав приказ интендантам увеличить в лагерях норму провианта, передать пленным 25 тысяч комплектов постельного белья, а также необходимое количество перевязочных и дезинфицирующих средств.

Но к улучшению положения пленных красноармейцев в польских концлагерях это не привело по той причине, что, как показала одна из проверок, интенданты самым наглым образом обирали пленных.

В отчёте комиссии, проводившей проверку в концлагерях, было сказано: «Царит страшный голод, который вынуждает пленных есть всё, что придется: траву, листья. Склады зияют пустотой. Пленным дают лишь те продукты, которые именно в этот день привозят в лагерь из интендантства. При этом из того, что привозят, пленным (благодаря недобросовестному персоналу) достается только самая скромная часть».

В результате такого бесчеловечного обращения с людьми (узники бродили без одежды, грязные, голодные, у них не было ни нар, ни одеял; инфекционных, ходивших под себя больных держали вместе со здоровыми) смертность носила ужасающий характер.

В этой связи российские историки спрашивают, а не было ли всё это сознательным истреблением, пусть и не на уровне правительства, но, по крайней мере, на уровне руководства отдельных лагерей?

Так что, если даже согласиться с тем, что трагедия в Катыни была делом рук властей СССР, что ещё требуется доказать, то абсолютно доказанная вина за уничтожение советских военнопленных в 1920 году целиком и полностью лежит на всем польском обществе. Поэтому, если говорить о каком-то покаянии, то оно должно быть взаимным.

Тем не менее, большинство поляков (около 57%, как показывают опросы) ждёт от России официальных извинений за расстрел весной 1940 года в Катыни польских офицеров.

Однако возникает вопрос, готова ли сама Польша извиниться перед Литвой, Белоруссией и Украиной за почти двадцатилетнюю оккупацию части территории этих государств?

Собирается ли Польша извиняться перед Россией за уничтожение десятков тысяч пленных красноармейцев после войны 1920 года? В таких делах ведь всегда необходима взаимность.

Увы, не собиралась и не собирается. Более того, когда полякам напоминают о событиях 1920-1921 г.г., большинство из них испытает недоумение: «За что, собственно, извиняться? Советские большевики и в 1920-м году, и в 1939 году также, были оккупантами, они пришли поработить Польшу, вернуть её земли Советской России».

Но так ли это? На самом деле, та Польша, которая была создана после Первой мировой войны, на треть состояла из частей нынешних Украины, Белоруссии и Литвы. Необъявленная война между Польшей и Советской Россией началась в декабре 1918 года. Занимая белорусские и литовские территории, оставляемые германской армией после её поражения в мировой войне, Красная Армия столкнулась с хорошо вооружёнными польскими формированиями.

Независимость Польши была провозглашена 11 ноября 1918 года, в день подписания Компьенского перемирия на Западе. Взявшие в свои руки дело создания нового государства деятели Польской соцпартии во главе с Юзефом Пилсудским сразу поставили своей задачей захват как можно больших территорий на Востоке.

Вооружившись из арсеналов бывшей кайзеровской армии, поляки разогнали националистические правительства Литвы и Белоруссии, вторглись в Западную Украину, правительство которой, после вооружённого сопротивления, было вынуждено оставить страну. Весной-летом 1919 года поляки перешли в наступление против РККА, захватили Вильно и Минск, продвинувшись на востоке до линии Полоцк – Витебск – Орша – Могилёв.

В период наивысших успехов белогвардейских армий юга России осенью 1919 года, во время похода Добровольческой армии белого генерала Деникина на Москву, Пилсудский приостановил активные операции против Красной Армии. Очевидно, опасался окончательной победы белых и того, что они, со своим лозунгом «Единой и неделимой России», не дадут ему отторгнуть западнорусские земли.

С большевиками, как ошибочно считал Пилсудский, ему будет легче справиться. Известную роль сыграла недостаточная, на взгляд польского лидера (единоличным диктатором он стал чуть позже, в 1926 году), готовность польской армии к походу с решительными завоевательными целями.

Поэтому он спокойно наблюдал за тем, как Красная Армия расправляется с войсками Деникина. Только после этого, весной 1920 года, он возобновил войну на Востоке.

Поражение белогвардейских армий побудило западные державы, в первую очередь Францию, в своих расчётах на ослабление и расчленение России путём перманентной гражданской войны и интервенции, сделать в 1920 году главную ставку на Пилсудского.

25 апреля 1920 года польские армии, хорошо вооружённые западными покровителями, обученные французскими инструкторами, начали давно готовившееся наступление на Украине.

6 мая 1920 года они взяли Киев. Польская шовинистическая печать сравнивала тогда Пилсудского с королём Болеславом Храбрым, взявшим Киев почти тысячу лет назад благодаря изменнической усобице, затеянной князем Святополком.

Пилсудский ни перед кем не скрывал цели той войны. Его задачей-минимум было восстановление Речи Посполитой в «исторических границах 1772 года». То есть с Литвой, Белоруссией и Правобережной Украиной.

Задачей-максимум Пилсудского было: «Польска от можа до можа», то есть от Балтийского до Чёрного моря (с Одессой как черноморскими воротами Польши).

Необходимо отметить, что в это же время, недовольная условиями Версальского договора, Польша выставляла территориальные претензии к соседним Германии и Чехословакии и выказывала намерение добиться своего силой оружия.

Накануне польской агрессии глава правительства «Украинской народной республики» в изгнании Симон Петлюра заключил с Пилсудским тайный договор, по условиям которого поляки обязались привести Петлюру к власти над Украиной после победы над большевиками.

За это «борец за самостийную Украину» признавал на вечные времена суверенитет Польши над всей Галицией и Волынью. Но, взяв Киев, поляки показали, что и не думают соблюдать этот договор.

Польская агрессия сплотила вокруг большевиков многих представителей старой русской интеллигенции. Генералы бывшей Русской императорской армии Брусилов, Поливанов, Клембовский, Гутор и другие обратились к бывшим офицерам с воззванием, где призывали отдать свои силы службе Красной Армии, защищающей Россию от супостата: «Под каким бы флагом и с какими бы обещаниями поляки ни шли на нас и Украину,… настоящая главная цель их наступления состоит исключительно в выполнении польского захватнического поглощения Литвы, Белоруссии и отторжения части Украины и Новороссии с портом на Чёрном море («от моря до моря»).

В этот критический исторический момент нашей народной жизни мы, ваши старшие боевые товарищи, обращаемся к вашим чувствам любви и преданности к Родине и взываем к вам с настоятельной просьбой забыть все обиды… и добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную Армию, на фронт или в тыл, куда бы правительство Советской рабоче-крестьянской России вас ни назначило, и служить там не за страх, а за совесть, дабы своей честной службой, не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить её расхищения…».

Из Харбина бывший министр пропаганды в правительстве Колчака Александр Устрялов призывал барона Врангеля прекратить вооружённую борьбу против Советской власти, так как эта борьба теперь только мешает делу единства России. Так в кровавом месиве войны Гражданской проклёвывались ростки Войны Отечественной…

В июне-июле 1920 года в войне наступил перелом. В августе Красная Армия, выгнав поляков с Украины и из Белоруссии, уже подходила к Варшаве.

Но советское руководство упустило благоприятный момент для заключения перемирия с поляками, когда те были готовы мириться на условиях этнографической границы, предложенной британским посредником лордом Керзоном (т. н. «линия Керзона»).

Среди большевиков возобладали авантюристические настроения. Им казалось, что социалистическую революцию можно будет принести на штыках Красной Армии в Польшу. Хотя, надо признать, что при этом не было и речи о ликвидации польской государственности как таковой.

Однако «революционная стратегия» Льва Троцкого и Михаила Тухачевского привела к жестокому поражению Красной Армии. Сотни тысяч советских солдат попали в польский плен. Польская армия, перейдя в наступление, вновь захватила Западную Белоруссию и Западную Украину.

12 октября 1920 года в Риге было заключено соглашение о перемирии и предварительных условиях мира, по которому значительная часть украинских и белорусских земель переходила под контроль Польши. Эта граница стала основой при заключении окончательного мирного договора 18 марта 1921 года и оставалась таковой до сентября 1939 года.

Ещё раньше, 7 октября 1920 года поляки заключили перемирие с правительством Литвы. Однако уже спустя двое суток поляки вероломно нарушили перемирие и начали оккупацию Вильно и прилегающей области.

В 1922 году по итогам сфальсифицированного оккупационными властями «плебисцита» Виленская область была объявлена присоединённой к Польше. Постепенно этот захват признали почти все европейские государства. Единственной страной, не признавшей законной принадлежность Вильно Польше, всегда оставался СССР. И только в 1939 году, Литва, наконец, при помощи СССР, обрела свою историческую столицу.

Но в нынешних Литве, Украине и даже в Белоруссии не часто вспоминают о том, что в 1920 году они подверглись агрессии и частичной оккупации со стороны Польши, а Советская Россия выступала единственной силой, отстаивавшей их национальную государственность и территориальную целостность. Ещё меньше об этом хотят помнить в Польше.

В Польше не желают слышать о массовом уничтожении 45 тысяч (по самым скромным подсчётам) советских военнопленных в 1920-1921 гг. в концентрационных лагерях, устроенных режимом Пилсудского. А ведь это потянет на несколько Катыней.

В первом случае, как справедливо сказал председатель Правительства России Владимир Путин, «нельзя возлагать вину на российский народ», поскольку расстрелы в Катыни были исключительно делом власти.

А вот в том, что касается массовой гибели пленных красноармейцев в польских лагерях, то это было именно делом рук всего польского общества, видевшего в любом русском – большевика, а в большевике – смертельного врага. Общим настроем поляков – от главнокомандующего до рядового надзирателя в лагере для военнопленных – было: чем больше сдохнет этих русских большевиков, тем лучше.