18 января 1919 г. открылась мирная конференция, однако серьёзным фактором, расшатывавшим вновь образованную сис­тему, была изначально хищническая политика правящих кругов новообразо­ванных малых стран Европы [7, 196].

«Для изучения вопросов, связанных с территориальными притязаниями Румынии, Совет десяти образовал комиссию экспертов под председательством французского министра иностранных дел А. Тардье… 8 февраля Комиссия по румынским делам пришла к выводу, что без участия России вопрос о Бессарабии не может быть разрешён, а поскольку существовала возможность победы войск адмирала А.В. Колчака, то решение бессарабского вопроса следовало отложить» [8, 86-87].

Впоследствии Н. Титулеску отмечал: «Прежде всего я с огорчением увидел, какое незначительное место занимали румынские проблемы среди многих других ещё менее значительных» [25, 350], а И.И.К. Брэтиану, глава румынского правительства, дал по каждой области, на которую претендовала Румыния детальные пояснения [22, 50, 51, 52].

Когда Советскому правительству стало известно о требованиях Румынии к руководителям Парижской мирной конференции относительно Бессарабии, в адрес Ж. Клемансо и В. Вильсона был направлен протест против политики румынского правительства и её поощрения западными державами [2, 238-239].

Последние никак не отреагировали, так как надеялись на свержение большевиков белогвардейцами. Совет четырёх согласился с предложением о необходимости проведения плебисцита в Бессарабии. Особенно настаивал на этой идее госсекретарь Р. Лансинг [14, 61]: «Конференция не может принимать решения в отношении территории, которая принадлежит государству, с которым Присутствующие державы не находятся в состоянии войны» [36, 169, 193]. «Американский посол Уайт сообщил представителю Румынии, что, по мнению Вильсона, решение бессарабского вопроса должно быть отложено на будущее, то есть „на момент, когда восстановится Россия”, так как, говорил он, нельзя делить территории, принадлежащие союзнику, без его согласия и без договорённости с ним». Комментируя данную позицию, академик И.М. Опря отмечает: «Предложение американского посла было бессмысленным, так как являлось нереалистичным… Таким образом, – продолжает автор, имея в виду и поддержку Колчака в бессарабском вопросе, – это маскирует стремление великих союзников к свершению акта политической неверности, преследующей целью передачу России части румынского национального достояния» [32, 273, 274].

Хорошо понимая, что результаты референдума будут за сохранение края в составе России, Брэтиану отверг эту идею [30, 112]. Несмотря на отказ, западные лидеры рекомендовали румынам «воздержаться от парламентских выборов» в Бессарабии до проведения плебисцита [2, 188]. В связи с этим И. Константин пишет, что «Бессарабия стала предметом шантажа в руках диктаторов мира, в особенности Соединённых Штатов, для того, чтобы навязать Румынии их волю и точку зрения» [17, 22].

2 июля 1919 г. румынский премьер направил Совету министров иностранных дел Парижской конференции, заседавшему под председательством А. Тардье, меморандум, в котором пытался убедить лидеров западного мира в необходимости поддержать румынские территориальные притязания [15, 314]. Он писал: «Союзные державы не должны всё же забывать, что во имя общей великой цели румыны оказали непрестанное содействие делу удушения хаоса, исходящего от великой России... Румынская армия боролась не только за то, чтобы остановить на Днестре большевистскую угрозу, но зачастую она форсировала эту реку для взаимодействия с французскими войсками» [32, 224].

Он просил Антанту предоставить Румынии возможность «сопротивляться большевизму не только в собственных интересах, но и в интересах всей Европы и… мировой цивилизации» [1, 21]. «Невозможно, чтобы Европа не сознавала лежащее на Румынии бремя, – продолжал глава румынской делегации, – служить необходимым барьером на пути агрессивного большевизма» [2, 249]. Брэтиану настаивал на том, что союзники должны вознаградить Румынию не только «за её вклад в общеевропейское дело по сдерживанию большевистской опасности на Днестре, но и за взаимодействие трансильванских легионов с антибольшевистскими войсками в Сибири» [32, 277]. Вот в этом и состоял главный «аргумент» румынской олигархии: Бессарабия в качестве платы за участие Румынии в антисоветской интервенции.

В связи с этим американский историк Ш.Д. Спектор отмечает: «В отношении Бессарабии, которая не была обещана [Антантой], премьер-министр потребовал провинцию на основе права завоевателя и плебисцита... Он давал гарантии, что превратит Румынию в антибольшевистский плацдарм, при условии, если союзники признают его требования» [36, 110, 111-112].

Брэтиану напомнил, что разоружение революционных русских войск на территории Румынии в декабре 1917 г. и последовавший за этим захват Бессарабии были совершены с ведома и «по предложению представителей Антанты, в письменной форме заявивших, что операция будет последним военным сотрудничеством, которого союзники вправе ожидать от Румынии» [11, 308]. По этому вопросу известный английский историк Г.У. Темперли писал, что Парижская мирная «конференция, со своей стороны, не могла не видеть и не знать того, что знала вся Юго-Восточная Европа: Румыния своими решительными действиями спасла всю эту часть мира от коммунизма и анархии» [6, 153].

В контексте создаваемого Францией и Англией антисоветского «санитарного кордона», Румыния становилась важным звеном в этой цепи, что толкало Запад на уступки в её пользу [12]. Данная мысль очень чётко выражена голландским исследователем В.П. ван Мёрсом: «Позиция этих держав не имела ничего общего с международными законами, а являлась следствием их надежд увидеть конец большевистского режима». Далее он отмечает, что «в этих условиях Румыния воспользовалась усилиями Франции по созданию cordon sanitaire. Quai d’Orsay не скрывал своей симпатии по отношению к политике создания „Великой Румынии”, которая проводилась правительством Брэтиану» [28, 94, 102].

Ту же мысль высказывает и американец Ч. Кинг: «После 1917 года.., Франция и Великобритания были настроены поддерживать теснейшие связи с Румынией, на которую смотрели как на буферное государство против большевистской опасности с востока» [26, 36].

22 февраля 1919 г. на заседании Комиссии по румынским делам, И. Брэтиану заявил: «Мы не можем себе представить существование румынского народа без Днестра и Тисы… Бессарабия является входом в наш дом». 23 апреля он телеграфировал замещавшему его в Париже Ферикиде: «Большой опасностью в настоящее время является борьба против большевиков на наших двух фронтах [Российском и Венгерском – С.Н.]. От результатов этой борьбы зависят также и наши будущие границы» [15, 308].

Н. Титулеску делал заявления в том же духе: «Мы являемся частью гвардии Антанты на Востоке, той старой гвардии, которая всегда без рапорта следует за ней, мы те, кто любит, не требуя любви взамен, мы те, кто верует, не претендуя попасть за это в рай» [31, 119]. И данная позиция не случайна, т.к. до определённого момента лидеры Антанты ещё не решили окончательно «передать» Бессарабию румынам. Как свидетельствовал А. Болдур, ещё весной 1919 г. «великие державы придерживались мнения, что невозможно отделить Бессарабию от России без согласия русского народа» [13, 93]. В этом смысле Ш.Д. Спектор резюмирует, что «Румынии позволили оккупировать Бессарабию до того, как союзники определят её будущий статус» [36, 239]. Дело в том, что они ещё надеялись на успех А.В. Колчака и А.И. Деникина в борьбе с Советской властью [39, 57], с последующим восстановлением «Великой России».

Данный тезис очень чётко высветил и Ч. Кинг: «Не только Советский Союз никогда не признавал объединение Бессарабии с Румынией, но… [оно] не было признано и западными державами. Граница с Бессарабией была последней и самой противоречивой дискуссионной дипломатической проблемой для участников Парижской мирной конференции. Американцев и в особенности лично Вудро Вильсона волновал тот факт, что не было проведено никакого референдума в данной провинции. Британцы и французы также не допускали признания каких-либо территориальных изменений, которые могли бы представлять опасность для белогвардейских сил, ведущих борьбу с большевиками» [26, 37-38].

Эта мысль осознаётся и некоторыми румынскими учёными: «Несмотря на все усилия, союзники сохраняли достаточную сдержанность и откладывали рассмотрение бессарабского вопроса на конференции. Великие союзные державы заключили соглашение с… Колчаком, чьи войска в начале мая 1919 г. действовали в Сибири. Для того, чтобы расплатиться за его антибольшевистские действия, Верховный Совет согласился на ампутацию прав Румынии на Бессарабию» [37, 15]. Данный вывод подтверждается и В. Мойсук: «Не следует забывать, что даже в то время Клемансо, от имени великих держав, обратился к генералу Колчаку с письмом, в котором пообещал ему передачу территории между Прутом и Днестром в обмен на продолжение борьбы против советской власти» [29, 237].

Таким образом, не может быть и речи о признании великими западными державами «прав» Румынии на Бессарабию. Их позиция определялась исключительно интересами борьбы против большевизма и задачей максимального ослабления России. Новый премьер А. Вайда-Воевод был полностью разочарован позицией союзников в бессарабском вопросе [44, 54].

А. Гошу, комментируя позицию западных дипломатов, отмечает, что «представители США... использовали бессарабский вопрос как способ давления», чтобы сделать Румынию посговорчивее: «В инструкциях Вильсона и Лансинга американским делегатам особо отмечалось, что вопрос о расположенной между Прутом и Днестром провинции будет обсуждаться лишь после восстановления России» [24, 845, 846]. Позиция Франции была, естественно, более благоприятна для Румынии, однако и некоторые члены французской делегации считали Бессарабию советской (русской) территорией [24, 846].

Однако, «по мере роста успехов Красной армии мнение конференции всё больше склонялось в пользу прямой передачи Бессарабии Румынии» [8, 89]. После поражения Белого движения, с целью подключить Румынию к новому походу Антанты против Советской России, 3 марта 1920 г. западные союзники в лице Ллойд Джорджа извещают Бухарест о признании его прав на Бессарабию [21, 62-63]. Ознакомившись с этим посланием, государственный секретарь США Е. Бейнбридж Колби сделал характерную запись на полях: «Это относится к некоей сделке, по которой Румыния эвакуирует Венгрию в обмен на обещание, что она получит Бессарабию» [2, 189]. Соединённые Штаты не поддержали эту «сделку», считая её противоречащей принципам международного права. Ш.Д. Спектор пришёл к выводу, что «сменивший Лансинга Бейнбридж Колби отказался участвовать в разделе России против воли русского народа» [36, 282].

Другой американский историк, Р. Лангер, отмечает, что именно после разгрома Колчака и Деникина союзники «в 1920 г. изменили свою точку зрения. В апреле 1920 г. Комиссия по югославским и румынским делам наметила проект соглашения, который предусматривал признание главными союзными державами аннексии Бессарабии Румынией» [Цит. по: 5, 156-157].

Однако позиция Вашингтона осталась неизменной. В этой связи Е.Б. Колби 12 июня 1920 г. писал послу США в Париже: «Соединённые Штаты всегда отказывались быть вовлечёнными в какую-либо дискуссию относительно румынских притязаний на Бессарабию… Вам надлежит, если представится возможность, подтвердить эту позицию и заявить, что правительство [США] не может быть соучастником любого договора, имеющего в виду расчленение России» [2, 246].

Г. Брэтиану, оценивая «вклад Румынии в борьбу с коммунизмом», писал: «Если бы тогда от Днестра до Тисы не существовало… румынской армии, то призрак всемирной Красной Армии на берегах Рейна, который в виде кошмара терзал Д. Ллойд Джорджа, легко стал бы страшной действительностью» [15, 324]. Таким образом, возникновение в международных отношениях бессарабского вопроса не было лишь результатом советско-румынского территориального спора или только следствием стремления румынской элиты к созданию «Великой Румынии». Без поддержки западных держав, стремившихся «подавить мировой коммунизм», Румыния никогда бы не посмела перейти от мечты об «объединении всех румынских земель» к её практической реализации. Румынии позволили владеть Бессарабией в качестве платы за «борьбу с большевизмом».

На конференции румынский премьер так настойчиво защищал интересы новорождённой «Великой Румынии» и так раздражал Ж. Клемансо, что последний выразил пожелание выслать И. Брэтиану из Франции в сопровождении двух жандармов [18, 309]. «Совет [четырёх] посчитал необузданный темперамент и ненасытную жадность Брэтиану достаточными для принятия превентивной меры. Так как подобная реакция казалась оправданной, союзные лидеры поддались влиянию сильнейшей антипатии по отношению к Брэтиану» [36, 186]. Возмутившись нагло-вымогательскому тону румынского премьера, Клемансо бросил ему реплику: «Господин Брэтиану, Вы здесь для того, чтобы слушать, а не рассуждать» [Цит. по: 1, 20]. Более того, «союзники... согласились с замечанием Клемансо о том, что военные усилия Румынии не оправдывают её недавние территориальные приращения» [36, 181].

Ш.Д. Спектор пишет: «Румыния постоянно просила союзников о помощи, а сейчас была похожа „на разбойника, поджидавшего в засаде, с целью воровства территорий”... [Вильсон и Ллойд Джордж] предложили изгнать Румынию с мирной конференции, но Клемансо и Орландо убедили их позволить Брэтиану представить свою точку зрения до того, как это решение будет принято» [36, 183].

В конце концов, Бухарест – за небольшим исключением – получил то, чего добивался, отмечал Э. Хэмингуэй [10, 80]. К. Типпельскирх в связи с этим метко заметил, что «Румынии как стране победительнице удалось сорвать тогда крупный куш» [9, 105]. Правда, вхождение Бессарабии в состав Румынии «узаконить» не удалось.

«Аннексия Бессарабии... была передана для урегулирования министрам иностранных дел, уполномоченным Большой четвёркой вести в дальнейшем работы мирной конференции» [36, 192]. «Вопрос об окончательном признании новых румынских границ оставался в подвешенном состоянии» [16, 175]. В этом смысле очень убедительно выглядит позиция ван Мёрса, считающего, что «мирные договоры разрешили все споры о румынских границах, с единственным исключением – это граница с Россией. По сути, данный вопрос остался за пределами компетенции конференции, так как Россия не была поверженным противником» [28, 94].

9 марта 1920 г. Парижская конференция представила Бухаресту ноту, в которой отмечала, что «Главные союзные державы выступают... за воссоединение Бессарабии с Румынией; ...они желают заключить договор о признании данного факта» [2, 245]. «Частичное» международное признание аннексии, случилось с опозданием, – по Парижскому «Протоколу послов», подписанному 28 октября 1920 г., когда Франция, Великобрита­ния, Италия и Япония признали объединение Бессарабии с Румынией [41, 301-304]. Однако, признание было довольно относительным: «В Парижском договоре относительно Бессарабии подписавшие его великие державы не брали на себя никаких гарантий… И речи быть не могло о надёжном, полном и окончательном решении вопроса» [37, 26].

1 ноября РСФСР и Украина заявили, что не признают законности этого договора и в дальнейшем считает Бессарабию советской территорией [3, 522; 35, 69]. На советский протест А. Авереску и Т. Ионеску ответили, что «объединение Бессарабии с Румынией является окончательно решённым вопросом и румынское правительство не ставит данный факт под сомнение» [20, 87-88; 23, 48].

Американский историк А. Улам отмечает по этому поводу: «Советская Россия никогда не отказывалась от своего права на эту территорию, фактически захваченную Румынией в 1918 г. силой» [43, 28]. «Всё-таки Советская Россия, а затем СССР, не подписали договор, не ратифицировали и не признавали его, а это, по мнению некоторых, лишает его какой-либо юридической силы» [37, 27]. Очень верная констатация румынского историка! Соединённые Штаты также не признали объединения Бессарабии с Румынией. Р. Лангер пишет, что США решительно отказались «участвовать в каком-либо соглашении, касающемся расчленения России» [Цит. по: 5, 157]. «Американцы стойко выполняли своё обещание и отказались участвовать в разделе русской территории» [36, 192].

Ещё 2 октября 1920 г. госсекретарь Колби написал В. Вильсону следующее: «Имея в виду наш постоянный отказ одобрить политику, направленную на расчленение России.., я склонен проинструктировать посла Уоллеса в том смысле, что мы не подпишем договор относительно Бессарабии…

В ожидании Вашей точки зрения насчёт уместности подобного курса, я буду рад узнать, – как Вы считаете, достаточно ли изложить нашу позицию на конференции послов или желательно заявить определённый протест в связи с предполагаемой акцией союзников». Ниже на этом документе была проставлена собственноручная резолюция президента В. Вильсона: «Я полностью разделяю Ваш взгляд и надеюсь, что Вы отправите предложенные Вами инструкции» [2, 246, 247].

Непосредственно накануне подписания договора, 27 октября, американский посол во Франции Хьюг К. Уоллес ещё раз попытался воспрепятствовать этому [42, 122]. Однако И. Константин делает из этого «удивительный своей оригинальностью» вывод: «Этим объясняется, почему под договором от 28 октября 1920 года нет подписи США, однако это не означает, что Соединённые Штаты никогда не признавали мартовского 1918 года Объединения» [17, 26]. Комментарии излишни...

Находясь на платформе соблюдения принципов международного права, США и впоследствии никогда не признавали законности данного договора. Так, 21 июня 1923 г. румынскому посланнику в Вашингтоне объяснили: «Сама Россия никогда не признавала отделения Бессарабии, а наша позиция заключалась в том, чтобы не признавать частей Российской империи, если только сама Россия этого не сделала» [2, 190].

Представляет интерес и запись беседы от 23 июля 1923 г. американского посла в Бухаресте П. Джея с бывшим российским посланником С.А. Поклевским, в которой американской стороной отвергается румынская версия о «добровольном» вхождении Бессарабии в состав Румынского королевства: «Провинция остаётся в условиях чрезвычайного положения со времени её аннексии... Продление военного режима.., призвано скрыть реальное недовольство со стороны очень значительной части общественности» [2, 191].

«Таким образом, – отмечает В. Виноградов, – остались три страны – Англия, Франция, Италия и, естественно, Румыния. Это беспрецедентный в истории случай: три государства, среди которых ни одно формально не находилось в состоянии войны с Россией, допустив нарушение всех норм международного права, дали своё согласие на отрыв части территории вышеуказанной страны» [45]. Правда, и в западных странах не все политики считали законным подписание Договора от 28 октября [40, 98].

В этом контексте сам Н. Титулеску отмечал, что, договор от 28 октября 1920 г. не освятил право Румынии на Бессарабию [39, 50]. Данная мысль была более подробно изложена в его рапорте, отправленном Карлу II в начале 1940 г.: «Чего стоит с юридической точки зрения Договор 1920 года? Конечно, аргументы англичан очень убедительны: нельзя владеть территорией какой-либо страны без её согласия… Следует признать, что юридически Договор 1920 г. не предоставляет нам Бессарабию» [40, 92-93].

Того же мнения придерживался и другой известный румынский дипломат А. Кретзяну: «С точки зрения международного права, договор о Бессарабии имеет больше моральное значение» [42, 123]. «Вопрос о Бессарабии, – пишет он, – продолжал оставаться нерешённым» [19, 25]. Более того, и румынское правительство также понимало, что Парижский протокол мог считаться вступившим в силу лишь после его ратификации всеми странами, его подписавшими [4, 164]. Эту истину признавал и академик Фл. Константиниу: «Япония осталась единственной из подписавших договор держав, не ратифицировавшей его, что предопределило его дальнейшую недействительность» [18, 311].

Несмотря на это, в румынистской исторической науке господствует мнение, что 28 октября 1920 г. имело место полноценное международное признание «объединения» Бессарабии с Румынией [16, 181; 33, 722; 34, 57]. Ему, однако, возражают западные историки. Так, В.П. ван Мёрс пишет: «По правде сказать, договор никогда не вступил в законную силу» [28, 103; см. также: 38, 54-58]. Ш.Д. Спектор подводит своеобразный итог процессу образования «Великой Румынии». И его выводы противоречат румынистской концепции: «Реализация этого проекта лишь частично обязана деятельности румынского народа как единого целого. „Великая Румыния” большей частью явилась результатом искусной дипломатии Брэтиану, по сути, поддержанной антикоммунистической политикой многих стран. И всё-таки Брэтиану не решил проблем Румынии. Наоборот, лишь обострил их» [36, 283].

Таким образом, появление на карте Европы «Великой Румынии» стало результатом международной конъюнктуры, порождённой стремлением великих капиталистических держав подавить пролетарскую революцию. Чётко выразил эту мысль П.К. Лучинский: «Объединение 1918 года явилось призёром стечения обстоятельств» [27, 211]. В результате границы Румынии, установленные в Париже, оказались впоследствии источником серьёзных трений и конфликтов.

Литература

1. Виноградов В.Н. Румыния в международных отношениях (ноябрь 1917 – ноябрь 1918). // Вопросы истории. 1968, № 10.

2. Виноградов В.Н., Ерещенко М.Д., Семенова Л.Е., Покивайлова Т.А. Бессарабия на перекрёстке европейской дипломатии. Документы и мате­риалы. М., «ИНДРИК», 1996. 380 С.

3. Внешняя политика СССР. Сборник документов. Т. 2. М., 1944. 712 C

4. Документы внешней политики СССР. Т. 10. M., Госполитиздат, 1965. 688 C.

5. Лазарев А.М. Молдавская советская государственность и бессараб­ский вопрос. Кишинев, Картя молдовеняскэ, 1974. 912 C.

6. Лемин И.М. Внешняя политика Великобритании от Версаля до Ло­карно. 1919-1925. М., Госполитиздат, 1947. 488 C.

7. Ллойд Джордж Д. Правда о мирных договорах. Т. 2. М., Иностр. лит., 1957. 556 C.

8. Мельтюхов М.И. Бессарабский вопрос между мировыми войнами. 1917-1940. М., Вече, 2010. 480 С.

9. Типпельскирх К. История второй мировой войны. М., Иностран­ная литература, 1956.

10. Хэмингуэй Э. Репортажи. М., Худ. лит., 1965.

11. Штейн Б.Е. «Русский вопрос» на Парижской мирной конференции (1919-1920 гг.). М. Госполитиздат, 1949. 464 С.

12. Anghel Fl. Construcţii geopolitice: Unirea Basarabiei în varianta de „cor­don sanitaire”. // Revista istorică. Academia Română, 2011, Nr. 1-2.

13. Boldur A. La Bessarabie et les Relations Russo-Roumaines. Paris, 1927.

14. Brătianu Gh. I. Basarabia. Drepturi naţionale şi istorice. Buc., Editura Semne, 1995. 148 Р.

15. Brătianu Gh. I. Origins et formation de l’Unite Roumaine. Bucarest, Institut D'Histoire Universelle „N. Iorga”, 1943. 360 Р.

16. Cernovodeanu P. Basarabia. Drama unei provincii istorice româneşti în context politic internaţional (1806-1920). Buc., Albatros, 1993. 212 Р.

17. Constantin I. România, Marile puteri şi problema Basarabiei. Buc., Editura Enciclopedică, 1995.

18. Constantiniu Fl. O istorie sinceră a poporului român. Buc., Univers enciclopedic, 1997. 466 P.

19. Cretzeanu A. The Lost opportunity. London, Jonathan Cape, 1957.

20. Dobrinescu V. Fl. Bătălia diplomatică pentru Basarabia. 1918-1940. Iaşi, Editura Junimea, 1991, 288 P.

21. Dobrinescu V. Fl. Relaţii româno-engleze (1914-1933). Iaşi, Universitatea Al. I. Cuza, 1986. 184 P.

22. Dobrinescu V.Fl. România şi sistemul tratatelor de pace de la Paris (1919-1923). Iaşi, Institutul European, 1993. 124 Р.

23. Duţu T. Tratativele dip­lomatice româno-ruso-ucrainene privind frontiera de răsărit a României. // Revista istorică. Academia Română. 2001, Nr. 1-2. P. 35-48.

24. Goşu A. Recunoaşterea internaţională a unirii Basarabiei cu România. // Revista istorică. Academia Română. 1993, Nr. 9-10. P. 843-848.

25. Istoria poporului român. Buc., Ed. Ştiinţifică, 1970. 660 Р.

26. King Ch. Moldovenii, România, Rusia şi politica culturală. Chişinău, Editura Arc, 2002. 274 P.

27. Lucinschi P. Moldova şi moldovenii. Chişinău, Cartea Moldovei, 2007. 336 P.

28. Meurs W.P. von. Chestiunea Basarabiei în istoriografia comunistă. Chi­şinău, Editura Arc, 1996. 526 P.

29. Moisuc V. Premisele izolării politice a României. 1919-1940. Buc., Humanitas, 1991. 390 P.

30. Nanu F.C. Politica externă a României. 1918-1933. Iaşi, Institutul European, 1993. 172 P.

31. Oprea I. Nicolae Titulescu. Buc., Editura Ştiințifică, 1966. 406 P.

32. Oprea I. România şi Imperiul Rus. 1900-1924. Vol. 1. Buc., Albatros, 1998. 368 Р.

33. Oprea I.M. Basarabia la Conferinţa româno-sovietică de la Viena (1924). // Revista istorică. Academia Română. 1992, Nr. 7-8. P. 721-724.

34. Pădureac L. Relaţiile româno-sovietice (1917-1934). Chişinău, Prut Internaţional, 2003. 216 P.

35. Relaţiile româno-sovietice. Documente. Vol. 1. Buc., Editura Enciclopedică, 1999. 446 P.

36. Spector Sh. D. România la Conferinţa de pace de la Paris. Diplomaţia lui I.C. Brătianu. Iaşi, Institutul European, 1995. 382 Р.

37. Stan C.I. Rusia şi România la conferinţa de pace de la Paris (1919-1920). // Revista istorică. Academia Română. 2001, Nr. 1-2. P. 13-28.

38. Suga A. Die volkerrechtliche Lage Bessarabiens in der geschichtlichen Entwickland des Landes. Bonn, 1958. 130 P.

39. Titulescu N. Basarabia pământ românesc. Buc., Editura Rum-Irina,1992. 136 P.

40. Titulescu N. Documente confidenţiale. Buc., Editura Academiei Române, 1992. 176 P.

41. Tratatul privitor la Unirea Basarabiei cu România, semnat la 28 octom­brie 1920 de către Marea Britanie, Franţa, Italia, Japonia. // Ciobanu Şt. Unirea Basarabiei. Studii şi documente. Chişinău, Editura Universitas, 1993. 332 P.

42. Ţurcanu I. Istoria relaţiilor internaţionale. Chişinău, Litera, 2005. 360 P.

43. Ulam A.B. Expansion end Coexistence. The History of Soviet Foreign Policy. 1917-1967. New York-Washington, Praeger, 1968. 776 P.

44. Vaida Voievod Al. Memorii. Vol. 2. Cluj-Napoca, Dacia, 1995.

45. Vinogradov V. Cum s-a comportat Antanta cu Moldova. Problema Basa­rabiei şi Conferinţa de pace de la Paris. // Glasul Moldovei. 1996, 13 mai.