Политический лидер – по традиционному определению словарей и энциклопедий – это глава, руководитель партии, общественно-политической организации или движения. В последнее время, однако, смысловые границы данного термина существенно раздвинулись. Понятийным отражением процесса демократизации и децентрализации политических сил стало, в частности, то, что к политическим лидерам все чаще относят и не занимающих официальных командных постов, но популярных и влиятельных участников политической жизни, либо региональных политических руководителей, действующих новаторски и независимо.

Игнорировать подобное воздействие политической практики на политологический понятийный аппарат бесперспективно. В силу этого в данной главе под политическим лидером будет пониматься любой, независимо от формального ранга, участник политического процесса, стремящийся и способный консолидировать усилия окружающих и активно воздействовать (в рамках территории города, региона, страны) на этот процесс для достижения обозначенных и выдвинутых им целей.

Проблема политического лидерства возникает лишь при наличии определенных политических и гражданских свобод. Ее непременными условиями являются политический плюрализм, многопартийность, фракционная деятельность внутри парламентов и партий, когда идет непрерывное политическое интеллектуальное состязание людей, олицетворяющих те или иные идеи и социальные интересы. В условиях тоталитаризма и авторитаризма в строгом смысле слова не существует политических лидеров, а есть диктаторы, номенклатура и бюрократия, прорывающаяся к власти не по законам лидерства, а по своим собственным законам «захватного права», используя монополию на знания, организацию и средства производства.

Поэтому политическое лидерство как практический и теоретический феномен оказалось в центре нашей политической жизни и, соответственно, в центре внимания политологии лишь с началом альтернативных выборов в Советы всех уровней. Поэтому с этой точки отсчета и имеет смысл исследовать проблему политического лидерства, технологию формирования современного лидера.

Лидер предполитики

Первые демократические выборы в Советы дали нам новый, во многом необычный опыт.

Довольно неожиданным уроком явилось, пожалуй, то, что для многих избирателей программы претендентов на политическое лидерство в их устной и печатной форме не сыграли особой роли. Многие голосовали «за» или «против», даже не прочитав программы тех, кого они желали бы видеть у руля нашего общества. Но это не безразличие. Дело скорее в другом. На данной стадии развития демократических институтов и традиций определенные нравственные и психологические качества кандидатов играли для избирателей большую роль, чем их программы. На этом этапе, вопреки ходячему выражению «хороший человек – не профессия», многие избиратели сочли, что это профессия и притом наиважнейшая в политике.

Социологические исследования показали, что две трети избирателей голосовали именно за «хороших людей», определяя их по таким личностным качествам, как честность, порядочность, чувство справедливости и т. д. Общая же эрудиция, специальная политическая образованность и компетентность в глазах избирателей значили гораздо меньше.

Можно ли расценивать подобную выборную конъюнктуру как некий изъян политической культуры у значительной части избирателей? Не обманулись ли они, стремясь делегировать в высший орган власти прежде всего «хороших людей», а не профессионально подготовленных к политической деятельности лидеров?

Такой выбор скорее справедлив и закономерен для тогдашней ситуации. Избиратели голосовали именно за те качества, которые десятилетия назад были искоренены в сфере политики: честность, смелость, независимость, искренность, справедливость. Причем политика в своей былой экспансии на все области человеческого бытия едва не вытравила эти качества и в них. Поэтому столь необходим и естествен обратный процесс «очеловечивания» политики. Именно это интуитивно и делали многие избиратели, выбирая прежде всего лидеров с названными качествами.

Ростки здоровой политики могут мощно взойти лишь в благоприятной атмосфере. Эта атмосфера и определила архитектуру первых выборов. Избиратели в основном голосовали за среду выживания, благоприятную среду развития будущей политики, среду, без которой самые профессиональные, самые компетентные лидеры будущего будут обречены на провал. Иначе говоря, события развивались по законам своего рода «предполитики» – периода создания нормальной политической жизни, но еще не ее функционирования. Лидерами же соответственно становились те, кто более отвечал этому локальному периоду.

На последующих выборах в Советы или иные политические институты их исход должны будут решать уже существенно иные состояния качеств и навыков претендентов на лидерство, в частности их профессиональные политические качества, специальная политологическая подготовленность. По крайней мере, эти факторы на избирательных весах будут весить не меньше вышеназванных личностных качеств.

Процесс перехода от типа лидера предполитики к типу лидера собственно политики будет непрост, а зачастую драматичен для судеб некоторых народных избранников. Две трети опрошенных вновь избранных политических руководителей на два различных вопроса («Какие качества личности обеспечили Вам победу на политическом поприще?» и «Какие, по Вашему мнению, необходимо будет иметь личностные качества, чтобы выдвинуться в лидеры в будущих политических институтах?») ответили идентично, назвав те же качества, которые вывели их в лидеры в уже прошедшей избирательной кампании: искренность, смелость и т. д. Такие же качества, как специальная политологическая подготовка, профессиональные навыки политической деятельности, назвали менее пяти процентов, хотя именно они на обозримый период станут главенствующими для лидерства. То есть на подходе новый тип лидера – собственно политический лидер, от которого будет зависеть будущее нашего общества. Пока же многие популярные или во всяком случае известные участники политических событий скорее характеризуются термином «политический вожак», чем «лидер».

Политический вожак

Политический вожак – в терминологии дореволюционной либеральной политологии – это субъект политических действий ярко выраженного популистского толка.

К наиболее характерным его чертам относятся: потакание сиюминутным простейшим требованиям масс; использование для повышения и поддержания собственной популярности критических эмоциональных состояний больших групп людей – страха, ненависти, вражды; лесть и заискивание перед массами; употребление лексики толпы; завышенные обещания; апелляция к наиболее неподготовленным и малообразованным, охлократическим элементам населения.

Философ и политический мыслитель Семен Франк в свое время заметил, что настоящий политический результат всегда «определен взаимодействием между содержанием и уровнем общественного сознания масс и направлением идей руководящего меньшинства»

1. Вожак – это тот, кто не в состоянии превзойти самые низшие слои общественного сознания и выйти на уровень именно взаимодействия с наиболее перспективными общественными силами. Если номенклатурщик – это послушный рупор верхов, то вожак – не менее послушный рупор низов. Потакание же низам столь же разрушительно для политики, как и пресмыкательство перед верхами. Российские мыслители прошлого говорили, что пресмыкательство политика перед Его Величеством пролетариатом столь же унизительно, как и пресмыкательство перед любым другим Величеством.

Исчерпывающую характеристику политического вожака как антипода политического лидера дал еще в ХІХ веке Гюстав Лебон в работе «Психология народов и масс», где одновременно показал причины и искушения, порождающие вожаков:
«Политические собрания представляют именно такое место на земле, где блеск гения всего меньше ощущается. Там имеет значение красноречие, приспособленное к времени и месту, и услуги, оказанные не отечеству, а партиям... Толпа потеряла бы тотчас же свой характер толпы, если б она принимала во внимание услуги, оказанные вожаком отечеству или партиям. Толпа, повинующаяся вожаку, подчиняется лишь его обаянию, и сюда не примешивается никакое чувство интереса или благодарности... Вожак очень редко идет впереди общественного мнения; обыкновенно он следует за ним и усваивает себе все его заблуждения... Он должен обладать совершенно специальным красноречием, преимущественно заключающемся в энергичных, хотя и совершенно бездоказательных, утверждениях и ярких образах, обрамленных весьма поверхностными рассуждениями... Вожак может быть иногда умным и образованным человеком, но вообще эти качества скорее даже вредят ему, нежели приносят пользу. Ум делает человека более снисходительным, выясняя перед ним сложность вещей и давая ему самому возможность разъяснять и понимать, а также значительно ослабляет напряженность и силу убеждений, необходимых для того, чтобы быть проповедником и апостолом. Великие вожаки всех времен, и особенно вожаки революций, отличались чрезвычайной ограниченностью, причем даже наиболее ограниченные из них пользовались преимущественно наибольшим влиянием»

2. Немало проницательных и едких высказываний посвятил феномену вожака и Петр Струве. На убедительных исторических фактах он показал, что политический вожак чаще всего паразитирует на идее разрушения и именно на ней строит свою популярность и карьеру, поскольку масса, как правило, более увлеченно и легко воспринимает не созидательные, а именно разрушительные идеи.

Он же показал и случайность судьбы некоторых вожаков, чья карьера часто определяется не достоинствами их личности, а тем, что они попали в определенную историческую минуту на определенную «полочку». Задача и обстановка творят не только человека, они часто создают все значение человека.

Исторические деятели часто в буквальном смысле представляют собой сосуд, в который по какому-то капризу влилось определенное содержание. Часто история выбирает своим орудием если не первого попавшегося человека, то просто того из многих, которые были «под рукой»

3. П. Струве весьма верно заметил, что вожаком тот или иной участник политического действия зачастую становится не по тому, что он есть личность, а именно потому, что он своего рода «безличность». И именно поэтому, по его мнению, вожаками революции «явились множество слабых, бездарных, безличных, безнравственных людей, выдвинувшихся в вожди не потому, что их выносила собственная крупная личность, а именно потому, что, по своей безличности, они без конца льстили толпе и ее ублажали»

4. Обращаясь к современной практике, можно заметить, что опыт недавнего забастовочного движения явственно показал, как довольно просто стать политическим вожаком масс и какой это зыбкий статус: масса, выдвинувшая такого фаворита, тут же отвергает его, если он перестает быть ее послушным рупором, ее «пустым сосудом», и отваживается на самостоятельные поступки.

Лидер политики

Принцип аккумуляционности в борьбе за лидерство – первое и необходимое качество политического лидера. По этому поводу существует весьма емкое высказывание Л. Троцкого в книге «Что такое СССР и куда он идет?»:
«Политическая борьба есть по самой сути своей борьба интересов и сил, а не аргументов. Качества руководителя отнюдь не безразличны, конечно, для исхода столкновения, но это не единственный фактор и, в последнем счете, не решающий. К тому же каждый из борющихся лагерей требует руководителя по образу и подобию своему. Если Февральская революция подняла к власти Керенского и Церетели, то не потому, что они были «умнее» или «ловчее», чем правящая царская клика, а потому, что они представляли, по крайней мере временно, революционные народные массы, поднявшиеся против старого режима. Если Керенский мог загнать Ленина в подполье и посадить других большевистских вождей в тюрьму, то не потому, что превосходил их личными качествами, а потому, что большинство рабочих и солдат шло еще в те дни за патриотической мелкой буржуазией. Личное «имущество» Керенского, если здесь уместно это слово, состояло как раз в том, что он видел дальше подавляющего большинства. Большевики победили, в свою очередь, мелкобуржуазную демократию не личным превосходством вождей, а новым сочетанием социальных сил: пролетариату удалось наконец повести за собой неудовлетворенное крестьянство против буржуазии»

5. Иначе говоря, лидером можно стать либо в известной степени случайно – интуитивно угадав интересы широких слоев, совпав своим духовным укладом с их потребностями, либо целенаправленно – выявив, исследовав эти интересы. Чем сложнее политическая и социальная жизнь, чем больше функционирует в обществе моделей различных образов, стилей жизни, тем менее вероятен первый путь. В наше время необходима уже деятельная научная инвентаризация и иерархизация наиболее острых проблем региона, действий того или иного субъекта политической борьбы, того, как, в какой последовательности эти проблемы фиксируются и преломляются в интересах и потребностях населения. Положение это выглядит достаточно тривиальным, но не всегда выполняется, поскольку многие претенденты на лидерство, особенно из руководителей-практиков, обычно считают, что уж проблемы своего-то «дома» или «хозяйства» они знают наперечет, «нутром чуют», «зубы на них проели» и т. д. Но «чуять» и знать – это не совсем одно и то же.

Профессиональное политическое мышление появляется только тогда, когда политик начинает ставить под сомнение границы и возможности собственного здравого смысла и проверяет его специальными исследованиями. Поэтому-то, приступая к обучению студентов политической науке, зарубежные политологи начинают, как правило, с демонстрации на самых простых и расхожих примерах принципиального различия между мнением в политике – прерогативой здравого смысла – и знанием в политике – результатом научного подхода к объекту.
Борис Чичерин в свое время емко определил значение специального образования для любого политика, претендующего на выражение народных интересов: «Один чисто практический смысл, не воспитанный надлежащей теоретической подготовкой, легко теряется в частностях; он склонен принимать случайное за постоянное и дать неподобающий вес и значение односторонне понятым началам. Мало того: всякий практический человек волей или неволей руководствуется теоретическими соображениями, присущими ему хотя бы на ступени темных верований и инстинктов, которые, не будучи проверены разумом, могут дать всей его деятельности новое направление. Только серьезное политическое образование может подготовить политических деятелей, стоящих на высоте своего призвания. И чем шире и сложнее становится жизнь, чем многостороннее и отдаленнее отношение, тем эти требования делаются настойчивее. Пока народ замкнут в себе, пока он, при несложных жизненных элементах, идет по одной колее, практический смысл, воспитанный близким знакомством с мало изменяющейся средой, может служить ему достаточным руководством. Но... как скоро собственная жизнь народа получает многостороннее развитие и подвергается крутым переломам, так одна голая практика становится крайне недостаточною; необходимо практическое образование»

6. К сожалению, необходимость в специальном политологическом и социологическом знании осознается далеко не всеми политиками, тем более местного звена. Любой руководитель городского уровня скажет, что у него туго с тем-то и тем-то, но построить иерархию остроты этих проблем и адекватных им интересов, тем более дать раскладку интересов по социальным группам он вряд ли сможет. Каждый посетует, например, на неважное здравоохранение, но призадумается, если спросить у него о динамике заболеваемости, изменениях продолжительности жизни или о детской смертности по тем же социальным группам.

Не только поезда стучат на стыках. Политические, особенно национальные, проблемы громче всего звучат на «стыках» качества жизни, уровня жизни, на «спайках» интересов различных общностей людей. Без их знания (знания упорядоченного, систематизированного, динамичного, то есть не отстающего от событий) трудно претендовать на роль политика даже местного масштаба.

Кроме отрыва от интересов масс, претендента на лидерство подстерегает и другая опасность – полное растворение, абсолютная идентификация себя с этими интересами. В таком случае это уже не лидер, а, если использовать дореволюционную политологическую терминологию, вожак, о котором говорилось выше.

Принцип инновационности в деятельности лидера

Отличить политического лидера от вожака нетрудно. Выделим такую решающую способность лидера, в корне отличающую его от вожака, которую правомерно было бы обозначить на современном языке как инновационность, то есть способность постоянно продуцировать новые идеи (либо их комбинировать и совершенствовать исходя из того, что инноватика подразделяется на радикальную, комбинирующую и совершенствующую).

Еще в конце XIX века в среде политических мыслителей было сформулировано представление, согласно которому значимость любого субъекта политики обратно пропорциональна степени распространенности выдвинутых им идей в массах. Считалось, что если массы уже восприняли в полной мере идеи лидера, то зачем он нужен? Он должен тогда либо раствориться в массах, либо, выдвигая новые идеи и предлагая новые механизмы их реализации, постоянно подтверждать свое право на авангардную роль.

То есть существует диалектика между аккумуляционной и инновационной способностями лидера, которая заключается в том, что от него требуется не просто сбор, инвентаризация и кодификация интересов масс и подобострастное поддакивание этим интересам, но именно их новаторское осмысление, развитие, коррекция.

Инновационность, конструктивность мышления политика рельефнее всего проявляются в его политическом кредо, выраженном в программе, платформе. Все знаменитые политические лидеры вошли в историю в значительной мере благодаря плодотворности, оригинальности их политических программ.

Анализ многих десятков программ, различных по статусу, социальному положению политических лидеров и их групп поддержки, показывает, что в этой сфере чаще господствуют скорее интуиция, мнение, чем знания, системность.

Основным общим недостатком ряда претендентов на лидерство является превалирующий над анализом ситуации негативизм их политических платформ. В свое время в политической практике такой подход был метко назван «синдромом холерных бунтов» (напоминание о тех временах, когда больные били врачей, считая их виновниками своей болезни). Этот синдром проявляется в том, что программы претендентов строятся исключительно на обвинениях и бичеваниях «врагов» реформ, в которые зависимо от настроений отдельных групп избирателей зачисляются едва ли не все национальные, социальные и профессиональные группы.

В зарубежной политологии такая цель называется экстраординарной, или, метафорически, «целью скованных одной цепью беглецов» (те никогда не обретут свободу, если будут бежать в разные стороны). Соответственно такая цель может быть достигнута лишь совместными усилиями участников политического процесса.

Альфой и омегой сильной, то есть инновационной, конструктивной, конкурентоспособной политической платформы, является головная рельефно обозначенная цель, способная оптимально объединить интересы, обеспечить поддержку со стороны самых различных социальных групп и общественных объединений.

Говоря о роли целеполагания в политике, нелишне вспомнить замечательный восточный афоризм: «Не зная конечной цели, нельзя решиться; не решившись, нельзя быть твердым духом; не будучи твердым духом, нельзя быть спокойным». Суетливость в политических действиях, которую столь часто в последние годы приходится наблюдать даже в высших эшелонах власти, связана, как представляется, именно с нечетким видением главных целей.

Наиболее характерная ошибка в политической деятельности лидеров – это подмена цели средствами ее достижения. Так было в истории не раз, и эта «история» повторяется на различных уровнях и сегодня.

Другим необходимым условием конструктивной программы является глубина разработки механизмов достижения поставленной цели. Инновационной, объединяющей, рельефной и конкретной цели должны соответствовать и конкретно обозначенные в платформе механизмы ее достижения. Здесь невозможно обойтись без раскрытия новых механизмов, новых моделей взаимодействия различных субъектов политики как по горизонтали, так и по вертикали.

Политическая программа лидера также должна быть сильна как традиционными, так и новыми мотивациями. Знакомство с этой частью программы должно давать избирателю четкий ответ на то, какие экономические, социальные и духовные блага обретет он лично, его семья, коллектив в случае успешного следования обозначенным позициям.

Политическая информация лидера

Аккумуляция и выявление интересов широких слоев, продуцирование конструктивных и перспективных новых идей, подходов, механизмов невозможны без специальной политической информации. Политики-практики любят говорить: «В политике любая мелочь может приобрести решающее значение». Это верно, но политическую информацию нельзя сводить к тысяче мелочей.

Политическая информация должна отражать прежде всего состояние и ожидания различных социальных, национальных, политических движений, по которым можно судить о тенденциях развития их взаимоотношений между собой, возможностях укрепления их союзов или возникновения напряженности или вражды, их взаимоотношений с государством и различными общественными институтами. Поэтому ни «мелкая», дробная информация, характеризующая случайные факты, ни «сверхкрупная», валовая, описывающая общество в целом, не есть политическая (точнее внутриполитическая) информация. Информация должна быть не дробной, не укрупненной или усредненной, а именно такой, чтобы дать возможность не проглядеть эти «стыки».

Пока еще не часто можно встретить профессионального политического работника, особенно местного звена, владеющего именно политической информацией по своему региону. Обладая усредненными социально-политическими данными, мало кто может назвать величину «потребительской корзины» по социальным слоям, отличия в условиях жизни в среде, например, управленцев и рабочих, обеспеченность жилплощадью и т. д.

А ведь речь идет о самом элементарном знании в политике. Выявлением же более тонкой политической информации, например, изучением отношения к различным политическим аспектам, институтам или лидерам различных социальных групп, выяснением их готовности и стремления к самоуправлению занимаются лишь считанные политики.

Будь же такая информация, можно было бы заранее предотвратить обострение многих, в том числе национальных, проблем. Причем отсутствие подобной информации и средств се целенаправленного сбора политики-практики обычно объясняют засильем «текучки». Анализ же последней как феномена политической работы говорит о том, что пресловутая «текучка» – водоворот мелких сиюминутных дел, не позволяющих думать о главном – часто вызвана не объективными обстоятельствами и даже не злой волей начальства, а элементарным неумением анализировать поступающую информацию, нежеланием или боязнью перекрывать традиционные каналы, по которым в политические учреждения поступают «шлаковые», то есть бесполезные, сведения, засоряющие информационные системы и препятствующие подлинно необходимой аналитической деятельности.

Опрос депутатов ряда местных Советов и их избирателей показал, что народные избранники зачастую не знают реальных нужд и потребностей населения, как не знали этого в свое время их предшественники по власти – партийные комитеты. Отсутствие навыков сбора соответствующей, причем даже самой элементарной, информации и работы с ней, неумение выявить и иерархизировать наиболее важные проблемы приводят к тому, что депутаты видят остроту этих проблем иначе, чем их избиратели.

Без упорядоченного, систематизированного, динамичного, не отстающего от событий знания трудно претендовать на роль политика даже местного масштаба. И это знание должно быть знанием политическим.

Лексикон политического лидера

Эффективность политической деятельности во многом зависит и от того языка, на котором говорят основные участники политической жизни.

Можно с большим основанием предположить, что нынешний профессиональный политический лексикон большинства наших лидеров в некоторых своих аспектах устарел. Многие до сих пор используемые политические термины родились в свое время для того, чтобы заклеймить противника, выявить врага, размежеваться с оппонентом и т. д. Сегодня же, когда лидеры должны стремиться прежде всего к достижению консенсуса, это вряд ли целесообразно.

В нашей политологии пока еще не получил развития такой традиционный для политических наук за рубежом подраздел, как герменевтика политических текстов, изучающая то, как строй и стилистика языка политиков, их терминологический багаж воспринимаются слушателями и читателями.

Учеными пока не проводится контент-анализ, то есть не фиксируется частота употребления ведущими участниками политической деятельности тех или иных важнейших социально-политических понятий. Хотя в этом направлении сделаны первые шаги. Так, академик Д. Лихачев подсчитал, что слово «культура» на Первом съезде народных депутатов СССР было употреблено один или два раза. Однако и без специального анализа вызывает опасения политологов частота употребления таких терминов, как «политическая борьба», «выйти из окопов», «фракция», «оппозиция», «дискредитация», «провокация» и др.

Много ли новых понятий возникло в нашей политической науке и практике с выходом на политическую арену новых людей? Таких новых терминов-понятий, которые увеличивали бы политическую зоркость и мудрость, терпимость и благоразумие? Конечно, здесь есть существенные сдвиги, но немало осталось и старого, рудиментного, что тормозит политическую мысль, заключая ее в оковы словесных клише.

Выдающиеся политики всегда уделяли большое внимание постоянному обновлению политического словесно-понятийного арсенала, без чего невозможно постижение сути новых реалий. Очевидно, обладай многие нынешние лидеры бульшим словесно-понятийным лексиконом, менее архаичной политической терминологией, не обострялись бы зачастую сегодняшние ситуации накладыванием на них вчерашних трафаретов с их узкими прорезями и специфическими конфигурациями, годящимися для видения лишь уже изжитых ситуаций.

Известная архаичность и бедность политического терминологического арсенала привела, например, к тому, что в свое время в одной формуле сошлись «сильный центр» и «сильные республики», хотя по причине их функциональных различий менее всего необходимо мерят их силой.

Предмет деятельности политического лидера

Выполнение всех вышеизложенных функций, овладение перечисленными знаниями и навыками не даст результата, если лидер не в состоянии четко отграничить, вычленить и локализовать предмет своей профессиональной политической деятельности.

До сих пор еще распространено понимание политической работы (шире говоря – политики) как управления конкретными людьми и хозяйственными или иными объектами. Подобное понимание фиксируется как на уровне теории, когда, например, в пособиях пишут, что «политический работник должен быть психологом, педагогом и т. д.», так и на уровне общественной практики, когда политические работники-профессионалы говорят, что их работа – это «работа с людьми».

Ошибка, как представляется, заключается в том, что политический работник, тем более лидер, не должен быть психологом и педагогом. Он должен быть политическим работником, лидером, знающим, конечно, основы педагогики, психологии и т. п., но именно политиком, поскольку у политики есть собственный предмет. Этот предмет, как уже отмечалось, – управление, регулирование общественных отношений.

При этом повторим, что категорию «общественные отношения» зачастую подменяют «отношениями в обществе». Напомним, что первые – это фундаментальные отношения по основным общественным поводам (собственности, справедливости, гуманности), возникающие между социальными группами (людьми, составляющими эти группы). Вторые – это бесконечное множество межличностных отношений. «Работа с людьми» чаще всего упрощенно и понимается как управление именно вторым типом отношений. Парадокс здесь заключается в том, что, работая с людьми, трудно помочь конкретному человеку и невозможно помочь обществу. Энергия управления в данном случае рассеивается на улаживание бездны всевозможных межличностных конфликтов, но не доходит до корней этих конфликтов – обусловливающих их общественных отношений.

Здесь необходимо учитывать, что речь идет о политике как науке, то есть рассматривается в известной мере идеальная ситуация. Суровая же, да еще и хаотическая наша политическая жизнь заставляет и долго будет заставлять политического лидера подменять собой и психолога, и технолога, и «толкача».

Прогностические навыки лидера

Кто умеет предвидеть – тот умеет управлять. Это положение было известно еще политикам древности, но тем не менее реализовать его удавалось и удается не многим как тогда, так и сейчас.

Взгляд в будущее страшит. Возможно, именно поэтому те, кто причастен к политике, с бульшим удовольствием копаются в прошлом, чем пытаются предугадать грядущее. Эту особенность подметил замечательный гуманист К.-А. Сен-Симон, который связывал ее с рабским состоянием духа: «До сих пор люди двигались по пути цивилизации спиной к будущему; они обычно обращали свой взор в прошлое, а на будущее бросали лишь очень редкие и поверхностные взгляды. Теперь, когда рабство уничтожено, человек должен сосредоточить внимание на будущем»7.

Предвидение, прогнозирование в политике – очень сложное процедурное дело, методология которого весьма слабо разработана. Стать же политическим лидером, оставаться им, не владея методом составления политических прогнозов, невозможно. Поэтому остановимся, хотя бы вкратце, на этой важной проблеме.

Начнем с того, что многими разработчиками политических прогнозов, в том числе входящими в команды лидеров, не соблюдаются, казалось бы, очевидные требования, а именно: необходимо прежде всего четко определить объект прогнозирования, условия его существования и развития, взаимосвязи со смежными областями явлений, которые в той или иной степени воздействуют на прогнозируемую систему и процесс8.

Примером тому служит распространенное определение объектов политического прогнозирования: развитие политической системы (структура и т. д.); развитие, специализация и расширение политических управляющих функций; политический и правовой статус личности (ответственность, дисциплина и пр.); формы и методы деятельности политических партий и организаций; развитие государства, изменение его форм, функций; изменение классового состава общества, классового и политического сознания; пути и формы развития политической демократии; функционирование и развитие общественного мнения.

Что вызывает несогласие в этой и многих других подобных схемах объектов прогнозирования? Здесь не вполне прослеживаются принципы и логика определения, вычленения и иерархизирования объектов или подобъектов предвидения. Складывается впечатление случайности их расстановки по порядковым номерам, налицо частичное перекрытие названных объектов по объему и содержанию. Без особого ущерба подобную схему можно сократить или, не прибавляя ей достоинств, еще больше детализировать по такому же принципу случайного подбора позиций.

Недостатки, вытекающие из подобного определения объекта политического предвидения, заключаются, очевидно, в том, что здесь этот объект предстает в виде состава политики – то есть перечисления ее элементов, но никак не в виде структуры политики, раскрывающей характер взаимодействия ее элементов, то есть саму сущность. В данном случае авторам схемы не удалось вычленить то структурно- и системообразующее ядро политики, которое определяет все ее многообразные стороны, аспекты и проявления и которое должно выступать главным объектом строго научного политического предвидения. Таким объектом, как и объектом политической деятельности в целом, являются политические отношения.

Именно специфические, связанные с соперничеством за власть, отношения участников политики выражают ее суть, являются тем системообразующим ядром, вокруг которого и сообразно которому строятся элементы всей политической структуры. Именно анализ этих отношений должен быть положен в основу разработки достоверных сценариев развития нашей политической жизни.

Фиксация отношений как объекта политического предвидения – это самая общая абстракция, требующая дальнейшего содержательного наполнения. Методология этого наполнения лаконично и емко была сформулирована замечательным философом А. Ф. Лосевым. Чтобы знать, каково соотношение между величинами, отмечал он, необходимо точно знать:
1) что такое каждая из этих величин, взятая в отдельности;
2) что нового дает отношение по сравнению с величинами, взятыми в отдельности;
3) каковы типы этого отношения и каково их становление (борьба или согласие).


Политический маркетинг лидера

В зарубежной специальной литературе полагают, что политический маркетинг появился 60 лет назад, когда Эйзенхауэр первым из претендентов на пост американского президента прибег к услугам рекламного агентства для организации своей предвыборной кампании.

Некоторый парадокс заключается в том, что у нас в последние годы вовсю заговорили о маркетинге в экономике, хотя именно здесь он пока еще преждевременен, поскольку первым его условием, как известно, является превышение предложения над спросом. Политика же – пока единственная в наших условиях сфера, где уже сейчас предложение (число альтернативных кандидатов) превышает спрос (количество депутатских мест). Однако политики явно чураются слов «политический маркетинг».

Политический маркетинг – это не агитация с ее, как правило, бессистемным, научно не проработанным, а потому тотальным воздействием одними и теми же средствами на различные социальные группы. Политический маркетинг – это и не реклама, предполагающая приукрашивание качеств претендентов, а то и наделение их отсутствующими у них способностями и добродетелями.

Политический маркетинг – это прежде всего грамотное, корректное и целенаправленное выявление, подчеркивание и демонстрация различным социальным и национальным группам избирателей именно тех реальных качеств и достоинств претендента на лидерство, к которым эти группы предъявляют особый интерес.

Выборы показывают, что различные социальные, национальные, возрастные группы избирателей весьма различно реагируют даже на формы предвыборной агитации (листовки, встречи с кандидатами, радио- и телевыступления и т. д.). Студенчество, например, проявляет особый интерес к листовкам, на пенсионеров производят впечатление лично им адресованные обращения кандидатов, и на всех без иск