Политика
НазадПроект программа Партии коммунистов Республики Молдова
Мы, коммунисты, убеждены, что на современном этапе своего исторического развития общество вновь становится чутким к тем гуманистическим идеалам и ценностям, которые составляют основу нашего мировоззрения. Мы, коммунисты, вновь востребованы временем. Мы сумеем быть адекватными новой эпохе — эпохе, в которой социальная справедливость немыслима без свободы, а демократия — без равенства.
I. Наши ценности
Мы, современные молдавские коммунисты, считаем себя партией перспективных интересов всего общества. Общества, в котором социальное, национальное и политическое разнообразие обеспечивают личности свободу выбора и условия для наиболее полной самореализации. Мы не просто боремся за интересы бедных — мы боремся с бедностью как таковой. Мы не ведем борьбу с богатством — мы боремся за то, чтобы богатство и достаток являлись следствием законных доходов, а не грабежа, коррупции и нещадной эксплуатации человеческих и природных ресурсов. Мы добиваемся равенства условий, добиваемся социальной справедливости и действенного демократического контроля общества над государством.
Равенство условий — означает для нас не только равенство всех граждан перед законом, но и ответственность общества и государства за развитие, воспитание, образование и охрану здоровья каждого гражданина, за уровень его жизни, свободный доступ к политическим и общедемократическим институтам, правовую, экономическую и социальную защищенность вне зависимости от материального положения, социального статуса, национальной принадлежности.
Социальная справедливость — означает для нас утверждение и практическое воплощение высоких стандартов качества жизни для населения страны. Социальная справедливость означает свободу каждого гражданина от угнетения и унижения, от нищеты и голода, от страха перед безработицей, болезнью и старостью.
Демократический контроль общества над государством — означает для нас не только безусловное воплощение принципа верховенства закона, но и максимальную открытость всех решений и действий государства, последовательное расширение полномочий общества и его гражданских институтов в сравнении с полномочиями государственных структур, полномочий местной власти — в сравнении с полномочиями власти центральной.
Мы, современные молдавские коммунисты, не стремимся к утверждению и господству какого-либо единственного взгляда на действительность, в целом на окружающий мир. Мы — за здоровую конкуренцию идеологий и идей, концепций и подходов. Но именно мы, коммунисты, решительно выступаем против того, чтобы в обществе возникали условия, когда мракобесие и фанатизм, алчность и невежество могут быть воплощены в диктатуре номенклатуры или произволе олигархии.
Мы, коммунисты, убеждены, что на современном этапе своего исторического развития общество вновь становится чутким к тем гуманистическим идеалам и ценностям, которые составляют основу нашего мировоззрения. Мы, коммунисты, вновь востребованы временем. Мы сумеем быть адекватными новой эпохе — эпохе, в которой социальная справедливость немыслима без свободы, а демократия — без равенства.
Нам позволяют рассчитывать на это новые реалии современного мира. Нам позволяет утверждать это наше идейное наследие. Нам позволяет полагаться на это наш собственный опыт — опыт Партии коммунистов Республики Молдова.
II. Наше наследие
1. Суть и потенциал идейной традиции
Есть немало попыток дать определение нашей идейной традиции. Но слишком часто оказывается, что эти определения либо неполны, либо примитивны, либо насквозь догматичны.
Левые ортодоксы сумели выхолостить наше идейное наследие до примитивных лозунгов и утративших практический смысл теоретических формулировок. Правые догматики упорствуют в нападках, главным образом, на эти лозунги и формулировки, не замечая, что сами пользуются понятиями и категориями, которые не только впервые появились и были обоснованны именно в теоретических работах Маркса, Энгельса, Ленина, Бухарина, Грамши, Лукача, Джиласа, Маркузе, но и поныне входят в эффективный аналитический инструментарий экономистов, социологов, политологов. Достаточно вспомнить такие важнейшие социологические открытия, как явления циклических экономических кризисов, как классовая структура общества и классовые противоречия, категории капитала и социальной свободы, феномен идеологии, явление политического тоталитаризма и бюрократического социализма. Этими категориями и понятиями уже давно оперируют далеко не одни лишь марксисты, коммунисты и социал-демократы, равно как не одни они в своем анализе прошлого, настоящего и будущего руководствуются материалистическим пониманием истории и мира.
Время вносит закономерные поправки в теоретические и идейные поиски коммунистов. Индустриальный пролетариат не только возникает и неизменно борется за свои права, но трансформируется порой в новые, не менее активные социальные категории общества. Традиционные социальные противоречия зримо перемещаются из развитых стран в страны с переходными экономиками и в государства третьего мира, порождая цепь принципиально новых по своей природе конфликтов и противоречий. Природа частной собственности в одних странах трансформируется в массовый стимул экономического и научно-технического прогресса, в других она, напротив, приобретает уродливые черты. И так далее. И требуются принципиально новые ответы на многие старые вопросы. Прежде всего, на вопрос основной: что всегда объединяло, что и в дальнейшем может и должно объединять людей, называющих себя коммунистами?
Особенно непростым выглядит этот вопрос применительно к известным примерам, когда коммунисты, добравшись до властных высот, сами превращались в духовных инквизиторов, отлучая своих коллег и товарищей от права носить это имя. Достаточно сложно это сделать и сегодня, когда под вывеской коммунистических партий порой действуют, по сути, реакционные политические секты, ориентирующиеся на те или иные безвозвратно ушедшие времена, на практику изоляционизма и подавления свобод. Непросто оценить идейно-политическую традицию в условиях, когда некоторые коммунисты-догматики, вчерашние партийные вожаки услужливо возглавили жесткое развенчание коммунистических идей, а на самом деле не столько идей, сколько ту форму их примитивного толкования, которая ими же насаждалась. Появление первых практических моделей социализма как альтернативы миру эксплуатации и угнетения, равно как и критика этих моделей стали знаковым явлением глобальной общественной практики и глобальных теоретических изысканий XX века. Сквозь объективную призму этих исторических реалий становится очевидным, что коммунисты и в своих теоретических установках, и в своей политической практике оставались истинными коммунистами только до тех пор, пока не изменяли трем вещам: во-первых, цели и мотиву всей своей деятельности — освобождению человека от негативного влияния конкретно-исторических противоречий общества; во-вторых, критически деятельному отношению к реальности, который основан на беспристрастном научном анализе, вскрывающем всякий раз новый уровень подобного рода противоречий; в-третьих, реальному интернационализму и объективному представлению о характере и взаимосвязанности всемирно-исторического процесса.
Можно спорить о том, какая часть теоретического наследия коммунистов жива, а какая предназначена для архива, но бесспорно одно: коммунисты в свое время впервые заявили о себе как о политическом течении нового типа благодаря именно этим трем принципиальным особенностям. И только этот подход при его творческой реализации в разных странах и в разные времена позволял коммунистам становиться авторитетной политической силой и добиваться успехов. И сейчас коммунисты остаются коммунистами, а значит демократами и сторонниками свободы только до тех пор, пока следуют данным базовым принципам.
Это означает, что современные коммунисты должны осознавать себя, в первую очередь, как движение освободительное и гуманистическое, направленное на бескомпромиссную борьбу против эксплуатации, на последовательное искоренение бедности, угнетения и бесправия, на решительное утверждение принципов демократии и социальной справедливости.
Это означает, что современные коммунисты — это не только политическое, но и научное движение, которое не имеет права сковывать себя какой-либо одной, раз и навсегда заданной теорией, а обязано смело искать объяснение прошлому, настоящему и будущему в диалектической системе материалистического познания мира.
Это означает и то, что коммунисты везде и всегда должны рассматривать себя и свою деятельность в контексте солидарных международных усилий по дальнейшему прогрессу всего человечества.
Это все означает, что подлинные коммунисты призваны мыслить и действовать как настоящие гуманисты, революционеры и реформаторы, как люди, проектирующие и создающие будущее, чувствующие ответственность за него, умеющие в своей политической практике находить опору не в гражданском противостоянии, а в консолидации усилий всех активных и заинтересованных сил общества.
2. Противоречия политической практики коммунистов и ее уроки
Наша собственная история многократно показывала, что происходило, когда коммунисты по тем или иным причинам отказывались хотя бы от одного из вышеназванных принципов.
Когда объективный научный анализ отступал перед псевдонаучным догматизмом, а гипотезы, выдвинутые теоретиками социального освобождения, превращались в неприкасаемые догматы, — тогда торжествовали духовный деспотизм и насилие, не оставляющие шансов коммунистам быть теми, кому самой природой вещей суждено служить свободе.
Когда во имя сохранения власти, на останках прежних эксплуататорских режимов коммунисты создавали пирамиды новых господствующих классов в лице чиновничье-партийной номенклатуры, — тогда объективность нашего политического мировоззрения крошилась в тисках той примитивной политической культуры и той беспощадной государственной машины, которая способна выхолостить любые революции и любые прогрессивные реформы.
Когда коммунисты предавали идеи интернационализма и принимались строить свои оторванные, закрытые от мира особые национальные модели, — тогда мгновенно возрождались к жизни и шовинизм, и национализм, и вообще все то, чему противится и против чего борется гуманистическая мысль человечества.
Таким образом, историю нашего наследия невозможно трактовать однобоко. Она противоречива, как любая человеческая история.
Да, мы помним, как в 30-е годы сталинский режим выкорчевал и изничтожил ту творческую социальную, политическую, культурную свободу, которая под напором трех российских революций вырвалась на волю из самых глубин царской империи.
Мы помним, как во времена брежневского застоя новый господствующий класс двуличной партийной номенклатуры цинично раздавил идеи равенства, исключив себя из его принципов, зато сохранив их для строителей БАМа, колхозников, шахтеров, инженеров и вообще всех трудящихся.
Мы помним, как в 80-е годы стараниями той же номенклатуры, разжиревшей в своих национальных вотчинах и возжелавшей суверенитета, было подорвано братство, и люди, еще вчера искренне исповедовавшие идеи интернационализма, вступили друг с другом в испепеляющую схватку национальностей.
Мы видим, что именно эта, самая одиозная часть властной и репрессивной пирамиды и сегодня доминирует на постсоветском пространстве, бесконечно перераспределяя собственность, культивируя ксенофобию, национальную нетерпимость и размахивая флагом борьбы с коммунизмом и коммунистами.
Но итог коммунистической практики в советский период демонстрирует, в том числе, и мощное сопротивление силам реакции, которые раз за разом пытались погасить вулкан социального творчества, порожденного революционной борьбой, стремились остановить дерзкое шествие поколений, одухотворенных ценностями справедливости и солидарности. Не случайно в самый ответственный момент европейской истории XX века, когда большинство европейских демократий капитулировали перед фашизмом, именно советские и европейские коммунисты, вопреки злодеяниям сталинской диктатуры, внесли решающий вклад в спасение человечества от коричневой чумы, положив на алтарь победы неисчислимые жертвы.
Отмечая общецивилизационные достижения советской эпохи, важно помнить, что не партократы и не следователи НКВД выдавливали из людей беспрецедентные научные открытия, великие творения культуры, не они проектировали ту величественную архитектуру экономических, социальных и гуманитарных преобразований, которая долгое время служила мощным ресурсом воспроизводства и конкурентоспособности социализма советского типа. Характер и масштаб этих грандиозных преобразований, сама первооснова строя вырастали, прежде всего, из того мировоззренческого взлета и того духовного энтузиазма, которые охватили самую активную часть общества, стремящуюся к прогрессу и свободе.
И этот социализм оставался актуальным до тех пор, пока его духовные, научные, политические ориентиры и приоритеты не пришли в противоречие с новой эпохой, для которой дальнейшая реализация социальных и культурных потребностей оказалась более немыслима и неосуществима без самых широких гражданских свобод, без открытости и конкурентности. Важно понимать, что это был не только и не столько кризис самого социализма — это был кризис определенного типа индустриального общества, которое, в отличие от западных образцов развития, развивалось и модернизировалось в догоняющем темпе, скачкообразно, перепрыгивая через объективные эволюционные этапы. Гигантское инвестирование в социальный капитал, в образование, в культуру, в науку, в конце концов, породили в СССР достаточно активный слой общества, который уже не был и не мог быть удовлетворен ни низким уровнем управленческой компетенции власти, ни зарегулированностью политической жизни, ни изоляцией от остального мира. Это был кризис, в котором объективно сформировавшиеся внутри советского общества ценности — индивидуальной и творческой свободы, плюрализма, автономности частной жизни, национально-культурной идентичности, права на информацию и др. — пришли в противоречие с установившимся экономическим, политическим и идеологическим устройством общества.
Ситуация осложнялась тем очевидным обстоятельством, что общество, оказавшееся в условиях системного идеологического и экономического кризиса, не располагало такими сценариями развития, которые могли бы предотвратить катастрофу, предложив органичное сочетание целей демократизации и преумножения социальных завоеваний, цивилизованного рынка и солидарности. Это был кризис роста, который был преодолим, но не был преодолен и, как следствие, завершился крахом.
Государственная бюрократия в полной мере воспользовалась данной ситуацией. Будучи наиболее организованной и сплоченной кастовой структурой, цинично и нагло, без всяких теорий и концепций она сумела реализовать собственную историческую программу — легализовать свой привилегированный статус, обеспечив его активами разгосударствленной собственности. По сути, это был настоящий переворот, не сотворивший ни экономического прорыва, ни демократического перелома, зато, напротив, прочно закрепивший власть наиболее беспринципных и проворных представителей командно-административной системы — но уже в формате нарождающейся управляемой демократии, в обстановке частнособственнического передела, обвального экономического разорения и всеобщего обнищания.
Именно они, типичные представители изжившей себя системы и стали воплощением того худшего, что было свойственно командно-административному социализму и что, собственно, к социализму как таковому отношения не имело. Именно они были, есть и остаются нашими основными политическими оппонентами, с которыми еще предстоит упорная борьба.
3. Новые горизонты и новые цели
Осознавая все эти реалии, мы в то же время видим, чувствуем, понимаем, что наступивший новый век становится как бы прологом к некоей иной эпохе, иной политике, иному осмыслению будущего.
Мы видим, сколь недолговечным оказалось торжество идей абсолютного либерализма, отрицающих солидарность и ответственность общества за личность, ее развитие и самореализацию. Мы видим, сколько бед принесла реставрация политики и практики национальной нетерпимости, особенно в странах Восточной Европы, на Балканах и постсоветском пространстве. Мы видим, сколь примитивной оказывается политика ряда левых и лево центристских движений, пытающихся порой лишь с большим или меньшим успехом реагировать на возникающие социальные проблемы, но отказавшихся не только от коренного пересмотра путей общественного развития, но и от самих попыток глобального осмысления такого развития.
На весах истории уже взвешены человеческие, моральные, культурные потери не только времен советского коммунизма, но и потери эпохи воцарившегося номенклатурно-олигархического капитализма и сопутствующих ему националистических войн. Оказывается, что потери сопоставимы. Но важно, что сопоставимы не только потери. Сегодня уже понятно, что неисчислимые жертвы советской эпохи не являются прямым следствием развития социалистических и коммунистических идей. Сегодня уже ясно, что столь же неисчислимые жертвы следующей антикоммунистической эпохи не являются следствием развития идей демократии, открытости и толерантности. Преодолевая тяжелейшие уроки прошлого, мы не можем не признать, что главной проблемой коммунистической практики были не гуманистические идеи равенства, справедливости, не проводимая социальная политика, а отсутствие демократии, отсутствие доверия к способностям человека принимать решения и нести за них публичную ответственность. Оценивая пережитый опыт последних полутора десятилетий, мы понимаем, что бесконечные беды, обрушившиеся на постсоветские страны, — это не результат того, что возникла многопартийная система, появилась гарантированная законом возможность реализовать свободу выбора. Все это следствие того, что в обществе под камуфляжем гражданских свобод укоренилась система номенклатурно-олигархического господства, лишившая граждан надежных гарантий социального развития.
Ошеломительная победа молдавских коммунистов на демократических парламентских выборах в 2001 и 2005 годах, сумбурные порывы бархатных революций, разразившихся в ряде постсоветских стран на почве растущего стремления людей объединить борьбу за социальные перемены с борьбой за гражданские права, за общественный контроль над властью — все это явилось первыми симптомами динамичных изменений массового политического сознания.
Стало окончательно ясно, что оптимистическое будущее — только за теми силами, для которых демократия и социальная справедливость составляют главные несущие конструкции их политических программ, для которых первое невозможно без второго, а второе подразумевает первое. Современный человек стремится жить в обществе, которое предполагает и достаток, и справедливость, и свободу. И наше наследие — наследие коммунистов, и наш политический долг, и наше обновленное гуманистическое мировоззрение требуют от нас внести свой достойный вклад в борьбу именно за такое общество.
III. Современный мир и новые противоречия времени
1. Полюса современной цивилизации
Конец прошлого и начало нынешнего века явились для человечества временем окончательного закрепления принципиально новых глобальных тенденций общественного и экономического развития.
Во-первых, последовательная цепь технологических и информационных революций сформировали двухполюсную глобальную цивилизацию. Один из полюсов этой цивилизации представлен миром высокой мобильности, невиданного уровня технологий и коммуникаций, динамичных финансовых и инвестиционных потоков, быстрых изменений социальных структур и ценностей. Ядром этого мира являются богатейшие постиндустриальные страны, задающие сегодня тон во всех этих переменах.
Во-вторых, мы видим, что на другой стороне полюса находится большая часть человечества, живущая в беднейших странах второго и третьего мира. Для этих стран характерны как робкая (зачастую “принудительная” и нередко обратимая) ориентация на ценности постиндустриального развития, так и полное неприятие этого пути. Неприятие все больше выражается в стремлении к самоизоляции, к насаждению моделей коррупционного капитализма, нещадно эксплуатирующего природные и социальные ресурсы и культивирующего различные надуманные доктрины былого или будущего величия.
Никакого солидарного движения навстречу друг другу эти “крайности” общественно-политического развития практически не обнаруживают. Финансово-экономические и политические элиты постиндустриальных стран склонны либо к бесцеремонной экспансии собственных институтов в страны второго и третьего мира, причем, экспансии, не сообразующейся ни с ментальностью, ни с культурными особенностями этих стран, либо к фактическому отгораживанию от проблем, которые переживаются большей частью человечества. Подобные действия и позицию передовых государств искусно используют в своих политических целях антинародные режимы ряда стран второго и третьего мира: они легко перенаправляют растущее недовольство в своих странах из русла естественного социального протеста в русло “цивилизационной мести” Западу и оправдываемого этой “местью” создания авторитарных политических систем. Налицо очевидная общность интересов финансово-экономических элит всего мира — уходить от задач долговременного социального развития, формировать обстановку взаимного недоверия, разлучать народы и культуры, сталкивая их в борьбе за мнимые ценности.
Эта опасная, грозящая катастрофой двойственность развития современного мира все серьезнее начинает осознаваться на должном уровне интеллектуальной и политической ответственности. Мир становится все более восприимчивым к идеям, реализация которых может предотвратить углубление пропасти между существующими полюсами развития, остановить нарастающую с каждым днем “холодную войну” цивилизаций. Мир находится в поиске таких гуманистических идеалов, которые окажутся способны объединить усилия передовых стран с усилиями народов остального мира в единую энергию освобождения, в единую наднациональную и светскую стратегию дальнейшего развития цивилизации. Именно в этих условиях как никогда актуальны базовые ориентиры коммунистов — верность целям социального освобождения, критический научный анализ и интернационализм. Только на надежном фундаменте этих ориентиров можно построить новое видение глобальных перспектив и создать адекватную систему солидарных политических действий.
2. На авансцене — пролетариат знаний
Уже вполне очевидно и бесспорно, что в передовых странах принципиально видоизменяются классические антагонистические отношения собственности, характерные для капитализма минувших исторических периодов. Собственность, все больше выступающая в форме уникальных знаний, навыков, технологий, начинает характеризоваться нарастающей неотделимостью от человека. Социальная структура становится более сложной. Наряду с остающимися глобальными противоречиями между трудом и капиталом, переводящими эксплуатацию в более изощренные, часто более скрытые формы, ощутимо обостряются противоречия между знанием и властью. Само знание становится главной производительной силой, а это значит, что требуют критической переоценки прежние утверждения об исторической роли индустриального пролетариата как главной и даже единственной движущей силы глобальных социалистических трансформаций.
В информационном обществе, обществе высоких технологий, которое приходит на смену индустриальному обществу, знания принципиально изменяют свою природу и свою роль. Используя марксистскую терминологию, можно сказать, что знание становится центральным фактором общественной деятельности: тот, кто им владеет, имеет и власть, а тот, кому знаний недостает, неизбежно оказывается на вторых ролях. Эта объективная истина, полностью подтвержденная практикой развития мировой цивилизации в последние десятилетия, легла в основу зарождения нового качества общественной деятельности. Происходит вытеснение массовой трудовой, стереотипной деятельности в самые дальние уголки общественного производства. В любой хозяйственной отрасли, в любой сфере значимой социальной активности — от сельского хозяйства до сферы высоких технологий — возникает массовый спрос на иной тип рабочей силы, характеризующейся способностью к принятию творческих решений, универсальностью навыков и высоким образованием.
В этих условиях на политическую авансцену повсеместно выходит принципиально новый общественный класс — пролетариат знаний. Точно так же, как в свое время индустриальный рабочий класс, современный пролетариат знаний все увереннее становится носителем новых общественно значимых перемен, имеющих несомненную историческую перспективу. Представители этой многомиллионной армии — вокруг нас. Это ученый, открывающий все новые горизонты в своей сфере. Менеджер, стремящийся по-новому управлять тем или иным процессом. Инженер и рабочий, поспевающие за прогрессом на своем производстве. Крестьянин, внедряющий на своей земле новые сорта сельхозкультур или новые технологии. Преподаватель, осваивающий новые знания и передающий их ученикам. Врач, использующий передовые методы охраны здоровья. И так далее. То есть пролетариат знаний — это все те, кто так или иначе активно участвуют в общественном прогрессе, последовательно ориентированы на создание и развитие современных ценностей. Это все те, кто может создавать новые общественные отношения в экономической, научно-технической и гуманитарной областях, может самоорганизовываться, может реализовывать и защищать свои права.
Эта принципиально новая социальная категория мотивирована не столько целями обогащения и материальными запросами, сколько задачами самореализации. Ее главное средство производства — интеллект — неотделим от владельца. Его продукт деятельности — товары и услуги — может быть продан на рынке, но тут же неизменно воспроизводится вновь. По этой причине пролетариат знаний в эпоху “всеобщего потребления” создает фактически уже не стоимости, а ценности, и современная рыночная система пока лишь по инерции не отстает от такого парадоксального и далеко не рыночного положения вещей.
Именно армия “пролетариев знаний” объективно предъявляет наибольшие претензии к современному государству, именно она фундаментально заинтересована в строительстве и укреплении государства, которое не просто вынужденно несет определенные социальные затраты, но которое должно, в первую очередь, осуществлять функции всевозрастающих социальных инвестиций в человека, то есть, в образование, в науку, в здравоохранение. Все более и более очевидно, что без подобной ответственной функции общество больше не может воспроизводить ни себя, ни соответствующий уровень ценностей. Именно новый пролетариат знаний предъявляет самые высокие требования к уровню и качеству развития демократических институтов, способных обеспечить эффективный общественный контроль над самими целями глобального развития.
В постиндустриальных странах этот новый класс фактически является локомотивом всех позитивных изменений, вытаскивающим из глубины социального падения аграрных и промышленных рабочих, все меньше и меньше обладающих возможностями самостоятельной и квалифицированной политической борьбы. В странах второго и третьего мира он вступает в конфронтацию как с национальной бюрократией, так и с олигархическими кланами, паразитирующими на природной ренте либо на разгосударствленной собственности. Этот социальный класс, с одной стороны, придает целостность всей вертикали общественных отношений снизу доверху, а с другой — объединяет миры и цивилизации объективной общностью своих социальных, политических и гуманитарных запросов.
3.Преобразование проблемы собственности
Это один из самых принципиальных моментов в современной оценке развития общемировых социальных и политических процессов, по-новому представляющий и перспективы нашей политической практики, и горизонты нашей развивающейся теории. Весь предшествующий период истории в полтора столетия был временем, когда основным ядром всей общественной и политической полемики был вопрос о собственности и, соответственно, о неизбежной связи частной собственности с угнетением и эксплуатацией или, напротив, обобществления — с освобождением от эксплуатации. Сегодня есть все основания утверждать, что в такой своей форме эта проблема утрачивает свой смысл.
Мы помним, как объективный и глубокий марксистский анализ в еще позапрошлом веке вскрыл такие исторические ограничения частной собственности, которые не смогли в полной мере опровергнуть ни либеральные теоретики, ни сама история. В то же время мы убедились и в том, что тотальная государственная собственность не только не устраняет общественные противоречия, но, напротив, порождает их в новом виде. Более того, мы знаем, что монопольно-политическое распоряжение ресурсами государственной собственности практически неминуемо порождает соответствующий господствующий класс государственной бюрократии и новые формы угнетения. Мы убедились на недавней практике и в том, что разгосударствленная собственность, превратившись в частную, не “заработала” с умноженной эффективностью, а лишь реставрировала на постсоветском пространстве самые жуткие образцы хрестоматийного капитализма.
Можно утверждать, что в известном смысле произошла определенная девальвация проблемы собственности. Но не экономическая бесперспективность дискредитирует государственную собственность, ибо существует множество примеров, когда именно концентрация государственного капитала на стратегических направлениях развития приводила к прорывам и модернизации. Не только эксплуататорский характер частной собственности дискредитирует этот базовый элемент отношений, ибо в современном мире есть немало примеров, когда при разумно функционирующей частной собственности общество достигало не меньшей социальной справедливости, чем в странах социализма. И та же рыночная экономика является действенной моделью последовательного прогресса, если общество демократически определяет и контролирует ее главные цели: эффективность, общее благосостояние, свобода выбора. С тем большей очевидностью проступает вывод: важны не столько конкретные формы собственности, сколько формы общесоциальной мотивации тех, кто управляет, распоряжается и владеет собственностью. Можно сказать еще конкретнее: все зависит от того, каковы общественно-признанные цели развития, как происходит итоговое перераспределение национального дохода, каковы механизмы контроля всего общества за властью. Проблема собственности переместилась сегодня из проблемы владения в проблему управления стимулами развития, из проблемы контроля над источниками предпринимательской деятельности в проблему общегражданских механизмов контроля ее результатов.
Именно по этой причине, для нас, современных коммунистов, обобществление теперь реализуется не в политике перераспределения средств производства, а в борьбе за инвестирование в социальный капитал, позволяющее производить и воспроизводить равенство условий личностного развития. Для нас демократическая борьба за власть — это теперь не борьба за контроль над собственностью, а борьба за использование все новых и новых стимулов развития всего общества. Ответственность современных политик и политиков состоит сегодня в том, чтобы раз за разом совершать движения именно в этом направлении. И это уже не “благие намерения, которыми вымощена дорога в ад”, это единственно допустимый принцип развития, альтернатива которому — гибель самой человеческой цивилизации. Достойно ответить на этот глобальный вызов — это не просто долг современных коммунистов. Это наша историческая миссия.
Таковы, в основном, сущностные черты той картины мира, которая видится сквозь призму нашего обновленного мировоззрения. Это концептуальное ядро нашей политической программы, определяющей и наше самоназвание, и наше отношение к современной действительности. Именно этой картиной мы, молдавские коммунисты, иногда инстинктивно, а чаще вполне осознанно руководствовались тогда, когда в 2001 году пришли к власти. Напомним, что это была первая и единственная парламентская победа коммунистов за всю историю коммунистического движения в Европе. Второй раз это удалось нам же, но уже четыре года спустя. Заметим, что во многом эта очередная победа была обусловлена практической реализацией главных выводов, которые следуют из этого мировоззрения. Мы сумели доказать, что политика социальных инвестиций — это не популизм, не подачки и латание дыр, а реальный и эффективный механизм системного прогресса страны и общества. Мы сумели доказать, что развитие демократических институтов — это основной инструмент борьбы за интересы всего общества. Мы сумели доказать, что стимулирование инвестиционной и предпринимательской активности является органичной составной частью социальной политики. Мы сумели доказать, что только интеграционная открытость, полиэтнизм и гражданские свободы дают народу нашей страны реальные шансы постиндустриального развития.
IV. Стратегия созидания. Молдавская модель
1. От преодоления кризиса — к стабилизации. Опыт ПКРМ во власти
Республика Молдова до 2001 года представляла собой настоящую зону социального бедствия. За 10 предшествующих лет страна была фактически деиндустриализирована: большая часть объектов промышленности оказалась не просто приватизирована тогдашней государственно-политической элитой, но и выведена из экономической жизни.
Наделение крестьян землей сопровождалось уничтожением крупных товарных производств и реставрацией в аграрной сфере самого примитивного натурального обмена. Законодательство в целом носило репрессивный характер. Налоговая нагрузка и тяжелый коррупционно-бюрократический пресс лишали молдавских и иностранных предпринимателей всяких стимулов к экономической активности в Молдове. Всеобщая безработица в городах и селах, антигуманная социальная политика, многомесячные невыплаты пенсий, зарплат, стипендий, мизерные отчисления на сферы науки, образования, здравоохранения и культуры обусловили обвальное падение уровня жизни в стране, исход населения, массовую трудовую эмиграцию и депопуляцию. Обстановка осложнялась бессистемной политикой властей в сферах межнациональных отношений, полным равнодушием к задачам межнациональной консолидации граждан. На фоне фактически замороженного приднестровского конфликта происходили процессы коррупционного сращивания политических элит Приднестровья и основной части Молдовы, при этом законные власти демонстрировали абсолютную апатию к самой возможности эффективного и мирного объединения государства. Девятикратное увеличение бюрократического аппарата, с одной стороны, и восстановление доиндустриальных клановых институтов — с другой, сформировали в Молдове своеобразный господствующий класс и соответствующую полуфеодальную модель господства, прикрываемую формально разделяемыми лозунгами рыночного либерализма и псевдодемократической демагогией. Страна самоизолировалась от интеграционных процессов в Европе, власти саботировали эффективное взаимодействие в рамках тех или иных интеграционных процессов на постсоветском пространстве. В XXI век Молдова вошла в качестве самого бедного государства Европы, в качестве разделенной страны, лишенной какой бы то ни было идентичности и надежд на будущее.
В феврале 2001 года по итогам парламентских выборов к власти в стране пришла Партия коммунистов. По масштабам победы и доступу ко всем рычагам управления страной — это была своеобразная бархатная революция. Коммунисты получили 71 из 101 парламентского места. Такая победа требовала энергичных действий коммунистов по выходу
Мы, современные молдавские коммунисты, считаем себя партией перспективных интересов всего общества. Общества, в котором социальное, национальное и политическое разнообразие обеспечивают личности свободу выбора и условия для наиболее полной самореализации. Мы не просто боремся за интересы бедных — мы боремся с бедностью как таковой. Мы не ведем борьбу с богатством — мы боремся за то, чтобы богатство и достаток являлись следствием законных доходов, а не грабежа, коррупции и нещадной эксплуатации человеческих и природных ресурсов. Мы добиваемся равенства условий, добиваемся социальной справедливости и действенного демократического контроля общества над государством.
Равенство условий — означает для нас не только равенство всех граждан перед законом, но и ответственность общества и государства за развитие, воспитание, образование и охрану здоровья каждого гражданина, за уровень его жизни, свободный доступ к политическим и общедемократическим институтам, правовую, экономическую и социальную защищенность вне зависимости от материального положения, социального статуса, национальной принадлежности.
Социальная справедливость — означает для нас утверждение и практическое воплощение высоких стандартов качества жизни для населения страны. Социальная справедливость означает свободу каждого гражданина от угнетения и унижения, от нищеты и голода, от страха перед безработицей, болезнью и старостью.
Демократический контроль общества над государством — означает для нас не только безусловное воплощение принципа верховенства закона, но и максимальную открытость всех решений и действий государства, последовательное расширение полномочий общества и его гражданских институтов в сравнении с полномочиями государственных структур, полномочий местной власти — в сравнении с полномочиями власти центральной.
Мы, современные молдавские коммунисты, не стремимся к утверждению и господству какого-либо единственного взгляда на действительность, в целом на окружающий мир. Мы — за здоровую конкуренцию идеологий и идей, концепций и подходов. Но именно мы, коммунисты, решительно выступаем против того, чтобы в обществе возникали условия, когда мракобесие и фанатизм, алчность и невежество могут быть воплощены в диктатуре номенклатуры или произволе олигархии.
Мы, коммунисты, убеждены, что на современном этапе своего исторического развития общество вновь становится чутким к тем гуманистическим идеалам и ценностям, которые составляют основу нашего мировоззрения. Мы, коммунисты, вновь востребованы временем. Мы сумеем быть адекватными новой эпохе — эпохе, в которой социальная справедливость немыслима без свободы, а демократия — без равенства.
Нам позволяют рассчитывать на это новые реалии современного мира. Нам позволяет утверждать это наше идейное наследие. Нам позволяет полагаться на это наш собственный опыт — опыт Партии коммунистов Республики Молдова.
II. Наше наследие
1. Суть и потенциал идейной традиции
Есть немало попыток дать определение нашей идейной традиции. Но слишком часто оказывается, что эти определения либо неполны, либо примитивны, либо насквозь догматичны.
Левые ортодоксы сумели выхолостить наше идейное наследие до примитивных лозунгов и утративших практический смысл теоретических формулировок. Правые догматики упорствуют в нападках, главным образом, на эти лозунги и формулировки, не замечая, что сами пользуются понятиями и категориями, которые не только впервые появились и были обоснованны именно в теоретических работах Маркса, Энгельса, Ленина, Бухарина, Грамши, Лукача, Джиласа, Маркузе, но и поныне входят в эффективный аналитический инструментарий экономистов, социологов, политологов. Достаточно вспомнить такие важнейшие социологические открытия, как явления циклических экономических кризисов, как классовая структура общества и классовые противоречия, категории капитала и социальной свободы, феномен идеологии, явление политического тоталитаризма и бюрократического социализма. Этими категориями и понятиями уже давно оперируют далеко не одни лишь марксисты, коммунисты и социал-демократы, равно как не одни они в своем анализе прошлого, настоящего и будущего руководствуются материалистическим пониманием истории и мира.
Время вносит закономерные поправки в теоретические и идейные поиски коммунистов. Индустриальный пролетариат не только возникает и неизменно борется за свои права, но трансформируется порой в новые, не менее активные социальные категории общества. Традиционные социальные противоречия зримо перемещаются из развитых стран в страны с переходными экономиками и в государства третьего мира, порождая цепь принципиально новых по своей природе конфликтов и противоречий. Природа частной собственности в одних странах трансформируется в массовый стимул экономического и научно-технического прогресса, в других она, напротив, приобретает уродливые черты. И так далее. И требуются принципиально новые ответы на многие старые вопросы. Прежде всего, на вопрос основной: что всегда объединяло, что и в дальнейшем может и должно объединять людей, называющих себя коммунистами?
Особенно непростым выглядит этот вопрос применительно к известным примерам, когда коммунисты, добравшись до властных высот, сами превращались в духовных инквизиторов, отлучая своих коллег и товарищей от права носить это имя. Достаточно сложно это сделать и сегодня, когда под вывеской коммунистических партий порой действуют, по сути, реакционные политические секты, ориентирующиеся на те или иные безвозвратно ушедшие времена, на практику изоляционизма и подавления свобод. Непросто оценить идейно-политическую традицию в условиях, когда некоторые коммунисты-догматики, вчерашние партийные вожаки услужливо возглавили жесткое развенчание коммунистических идей, а на самом деле не столько идей, сколько ту форму их примитивного толкования, которая ими же насаждалась. Появление первых практических моделей социализма как альтернативы миру эксплуатации и угнетения, равно как и критика этих моделей стали знаковым явлением глобальной общественной практики и глобальных теоретических изысканий XX века. Сквозь объективную призму этих исторических реалий становится очевидным, что коммунисты и в своих теоретических установках, и в своей политической практике оставались истинными коммунистами только до тех пор, пока не изменяли трем вещам: во-первых, цели и мотиву всей своей деятельности — освобождению человека от негативного влияния конкретно-исторических противоречий общества; во-вторых, критически деятельному отношению к реальности, который основан на беспристрастном научном анализе, вскрывающем всякий раз новый уровень подобного рода противоречий; в-третьих, реальному интернационализму и объективному представлению о характере и взаимосвязанности всемирно-исторического процесса.
Можно спорить о том, какая часть теоретического наследия коммунистов жива, а какая предназначена для архива, но бесспорно одно: коммунисты в свое время впервые заявили о себе как о политическом течении нового типа благодаря именно этим трем принципиальным особенностям. И только этот подход при его творческой реализации в разных странах и в разные времена позволял коммунистам становиться авторитетной политической силой и добиваться успехов. И сейчас коммунисты остаются коммунистами, а значит демократами и сторонниками свободы только до тех пор, пока следуют данным базовым принципам.
Это означает, что современные коммунисты должны осознавать себя, в первую очередь, как движение освободительное и гуманистическое, направленное на бескомпромиссную борьбу против эксплуатации, на последовательное искоренение бедности, угнетения и бесправия, на решительное утверждение принципов демократии и социальной справедливости.
Это означает, что современные коммунисты — это не только политическое, но и научное движение, которое не имеет права сковывать себя какой-либо одной, раз и навсегда заданной теорией, а обязано смело искать объяснение прошлому, настоящему и будущему в диалектической системе материалистического познания мира.
Это означает и то, что коммунисты везде и всегда должны рассматривать себя и свою деятельность в контексте солидарных международных усилий по дальнейшему прогрессу всего человечества.
Это все означает, что подлинные коммунисты призваны мыслить и действовать как настоящие гуманисты, революционеры и реформаторы, как люди, проектирующие и создающие будущее, чувствующие ответственность за него, умеющие в своей политической практике находить опору не в гражданском противостоянии, а в консолидации усилий всех активных и заинтересованных сил общества.
2. Противоречия политической практики коммунистов и ее уроки
Наша собственная история многократно показывала, что происходило, когда коммунисты по тем или иным причинам отказывались хотя бы от одного из вышеназванных принципов.
Когда объективный научный анализ отступал перед псевдонаучным догматизмом, а гипотезы, выдвинутые теоретиками социального освобождения, превращались в неприкасаемые догматы, — тогда торжествовали духовный деспотизм и насилие, не оставляющие шансов коммунистам быть теми, кому самой природой вещей суждено служить свободе.
Когда во имя сохранения власти, на останках прежних эксплуататорских режимов коммунисты создавали пирамиды новых господствующих классов в лице чиновничье-партийной номенклатуры, — тогда объективность нашего политического мировоззрения крошилась в тисках той примитивной политической культуры и той беспощадной государственной машины, которая способна выхолостить любые революции и любые прогрессивные реформы.
Когда коммунисты предавали идеи интернационализма и принимались строить свои оторванные, закрытые от мира особые национальные модели, — тогда мгновенно возрождались к жизни и шовинизм, и национализм, и вообще все то, чему противится и против чего борется гуманистическая мысль человечества.
Таким образом, историю нашего наследия невозможно трактовать однобоко. Она противоречива, как любая человеческая история.
Да, мы помним, как в 30-е годы сталинский режим выкорчевал и изничтожил ту творческую социальную, политическую, культурную свободу, которая под напором трех российских революций вырвалась на волю из самых глубин царской империи.
Мы помним, как во времена брежневского застоя новый господствующий класс двуличной партийной номенклатуры цинично раздавил идеи равенства, исключив себя из его принципов, зато сохранив их для строителей БАМа, колхозников, шахтеров, инженеров и вообще всех трудящихся.
Мы помним, как в 80-е годы стараниями той же номенклатуры, разжиревшей в своих национальных вотчинах и возжелавшей суверенитета, было подорвано братство, и люди, еще вчера искренне исповедовавшие идеи интернационализма, вступили друг с другом в испепеляющую схватку национальностей.
Мы видим, что именно эта, самая одиозная часть властной и репрессивной пирамиды и сегодня доминирует на постсоветском пространстве, бесконечно перераспределяя собственность, культивируя ксенофобию, национальную нетерпимость и размахивая флагом борьбы с коммунизмом и коммунистами.
Но итог коммунистической практики в советский период демонстрирует, в том числе, и мощное сопротивление силам реакции, которые раз за разом пытались погасить вулкан социального творчества, порожденного революционной борьбой, стремились остановить дерзкое шествие поколений, одухотворенных ценностями справедливости и солидарности. Не случайно в самый ответственный момент европейской истории XX века, когда большинство европейских демократий капитулировали перед фашизмом, именно советские и европейские коммунисты, вопреки злодеяниям сталинской диктатуры, внесли решающий вклад в спасение человечества от коричневой чумы, положив на алтарь победы неисчислимые жертвы.
Отмечая общецивилизационные достижения советской эпохи, важно помнить, что не партократы и не следователи НКВД выдавливали из людей беспрецедентные научные открытия, великие творения культуры, не они проектировали ту величественную архитектуру экономических, социальных и гуманитарных преобразований, которая долгое время служила мощным ресурсом воспроизводства и конкурентоспособности социализма советского типа. Характер и масштаб этих грандиозных преобразований, сама первооснова строя вырастали, прежде всего, из того мировоззренческого взлета и того духовного энтузиазма, которые охватили самую активную часть общества, стремящуюся к прогрессу и свободе.
И этот социализм оставался актуальным до тех пор, пока его духовные, научные, политические ориентиры и приоритеты не пришли в противоречие с новой эпохой, для которой дальнейшая реализация социальных и культурных потребностей оказалась более немыслима и неосуществима без самых широких гражданских свобод, без открытости и конкурентности. Важно понимать, что это был не только и не столько кризис самого социализма — это был кризис определенного типа индустриального общества, которое, в отличие от западных образцов развития, развивалось и модернизировалось в догоняющем темпе, скачкообразно, перепрыгивая через объективные эволюционные этапы. Гигантское инвестирование в социальный капитал, в образование, в культуру, в науку, в конце концов, породили в СССР достаточно активный слой общества, который уже не был и не мог быть удовлетворен ни низким уровнем управленческой компетенции власти, ни зарегулированностью политической жизни, ни изоляцией от остального мира. Это был кризис, в котором объективно сформировавшиеся внутри советского общества ценности — индивидуальной и творческой свободы, плюрализма, автономности частной жизни, национально-культурной идентичности, права на информацию и др. — пришли в противоречие с установившимся экономическим, политическим и идеологическим устройством общества.
Ситуация осложнялась тем очевидным обстоятельством, что общество, оказавшееся в условиях системного идеологического и экономического кризиса, не располагало такими сценариями развития, которые могли бы предотвратить катастрофу, предложив органичное сочетание целей демократизации и преумножения социальных завоеваний, цивилизованного рынка и солидарности. Это был кризис роста, который был преодолим, но не был преодолен и, как следствие, завершился крахом.
Государственная бюрократия в полной мере воспользовалась данной ситуацией. Будучи наиболее организованной и сплоченной кастовой структурой, цинично и нагло, без всяких теорий и концепций она сумела реализовать собственную историческую программу — легализовать свой привилегированный статус, обеспечив его активами разгосударствленной собственности. По сути, это был настоящий переворот, не сотворивший ни экономического прорыва, ни демократического перелома, зато, напротив, прочно закрепивший власть наиболее беспринципных и проворных представителей командно-административной системы — но уже в формате нарождающейся управляемой демократии, в обстановке частнособственнического передела, обвального экономического разорения и всеобщего обнищания.
Именно они, типичные представители изжившей себя системы и стали воплощением того худшего, что было свойственно командно-административному социализму и что, собственно, к социализму как таковому отношения не имело. Именно они были, есть и остаются нашими основными политическими оппонентами, с которыми еще предстоит упорная борьба.
3. Новые горизонты и новые цели
Осознавая все эти реалии, мы в то же время видим, чувствуем, понимаем, что наступивший новый век становится как бы прологом к некоей иной эпохе, иной политике, иному осмыслению будущего.
Мы видим, сколь недолговечным оказалось торжество идей абсолютного либерализма, отрицающих солидарность и ответственность общества за личность, ее развитие и самореализацию. Мы видим, сколько бед принесла реставрация политики и практики национальной нетерпимости, особенно в странах Восточной Европы, на Балканах и постсоветском пространстве. Мы видим, сколь примитивной оказывается политика ряда левых и лево центристских движений, пытающихся порой лишь с большим или меньшим успехом реагировать на возникающие социальные проблемы, но отказавшихся не только от коренного пересмотра путей общественного развития, но и от самих попыток глобального осмысления такого развития.
На весах истории уже взвешены человеческие, моральные, культурные потери не только времен советского коммунизма, но и потери эпохи воцарившегося номенклатурно-олигархического капитализма и сопутствующих ему националистических войн. Оказывается, что потери сопоставимы. Но важно, что сопоставимы не только потери. Сегодня уже понятно, что неисчислимые жертвы советской эпохи не являются прямым следствием развития социалистических и коммунистических идей. Сегодня уже ясно, что столь же неисчислимые жертвы следующей антикоммунистической эпохи не являются следствием развития идей демократии, открытости и толерантности. Преодолевая тяжелейшие уроки прошлого, мы не можем не признать, что главной проблемой коммунистической практики были не гуманистические идеи равенства, справедливости, не проводимая социальная политика, а отсутствие демократии, отсутствие доверия к способностям человека принимать решения и нести за них публичную ответственность. Оценивая пережитый опыт последних полутора десятилетий, мы понимаем, что бесконечные беды, обрушившиеся на постсоветские страны, — это не результат того, что возникла многопартийная система, появилась гарантированная законом возможность реализовать свободу выбора. Все это следствие того, что в обществе под камуфляжем гражданских свобод укоренилась система номенклатурно-олигархического господства, лишившая граждан надежных гарантий социального развития.
Ошеломительная победа молдавских коммунистов на демократических парламентских выборах в 2001 и 2005 годах, сумбурные порывы бархатных революций, разразившихся в ряде постсоветских стран на почве растущего стремления людей объединить борьбу за социальные перемены с борьбой за гражданские права, за общественный контроль над властью — все это явилось первыми симптомами динамичных изменений массового политического сознания.
Стало окончательно ясно, что оптимистическое будущее — только за теми силами, для которых демократия и социальная справедливость составляют главные несущие конструкции их политических программ, для которых первое невозможно без второго, а второе подразумевает первое. Современный человек стремится жить в обществе, которое предполагает и достаток, и справедливость, и свободу. И наше наследие — наследие коммунистов, и наш политический долг, и наше обновленное гуманистическое мировоззрение требуют от нас внести свой достойный вклад в борьбу именно за такое общество.
III. Современный мир и новые противоречия времени
1. Полюса современной цивилизации
Конец прошлого и начало нынешнего века явились для человечества временем окончательного закрепления принципиально новых глобальных тенденций общественного и экономического развития.
Во-первых, последовательная цепь технологических и информационных революций сформировали двухполюсную глобальную цивилизацию. Один из полюсов этой цивилизации представлен миром высокой мобильности, невиданного уровня технологий и коммуникаций, динамичных финансовых и инвестиционных потоков, быстрых изменений социальных структур и ценностей. Ядром этого мира являются богатейшие постиндустриальные страны, задающие сегодня тон во всех этих переменах.
Во-вторых, мы видим, что на другой стороне полюса находится большая часть человечества, живущая в беднейших странах второго и третьего мира. Для этих стран характерны как робкая (зачастую “принудительная” и нередко обратимая) ориентация на ценности постиндустриального развития, так и полное неприятие этого пути. Неприятие все больше выражается в стремлении к самоизоляции, к насаждению моделей коррупционного капитализма, нещадно эксплуатирующего природные и социальные ресурсы и культивирующего различные надуманные доктрины былого или будущего величия.
Никакого солидарного движения навстречу друг другу эти “крайности” общественно-политического развития практически не обнаруживают. Финансово-экономические и политические элиты постиндустриальных стран склонны либо к бесцеремонной экспансии собственных институтов в страны второго и третьего мира, причем, экспансии, не сообразующейся ни с ментальностью, ни с культурными особенностями этих стран, либо к фактическому отгораживанию от проблем, которые переживаются большей частью человечества. Подобные действия и позицию передовых государств искусно используют в своих политических целях антинародные режимы ряда стран второго и третьего мира: они легко перенаправляют растущее недовольство в своих странах из русла естественного социального протеста в русло “цивилизационной мести” Западу и оправдываемого этой “местью” создания авторитарных политических систем. Налицо очевидная общность интересов финансово-экономических элит всего мира — уходить от задач долговременного социального развития, формировать обстановку взаимного недоверия, разлучать народы и культуры, сталкивая их в борьбе за мнимые ценности.
Эта опасная, грозящая катастрофой двойственность развития современного мира все серьезнее начинает осознаваться на должном уровне интеллектуальной и политической ответственности. Мир становится все более восприимчивым к идеям, реализация которых может предотвратить углубление пропасти между существующими полюсами развития, остановить нарастающую с каждым днем “холодную войну” цивилизаций. Мир находится в поиске таких гуманистических идеалов, которые окажутся способны объединить усилия передовых стран с усилиями народов остального мира в единую энергию освобождения, в единую наднациональную и светскую стратегию дальнейшего развития цивилизации. Именно в этих условиях как никогда актуальны базовые ориентиры коммунистов — верность целям социального освобождения, критический научный анализ и интернационализм. Только на надежном фундаменте этих ориентиров можно построить новое видение глобальных перспектив и создать адекватную систему солидарных политических действий.
2. На авансцене — пролетариат знаний
Уже вполне очевидно и бесспорно, что в передовых странах принципиально видоизменяются классические антагонистические отношения собственности, характерные для капитализма минувших исторических периодов. Собственность, все больше выступающая в форме уникальных знаний, навыков, технологий, начинает характеризоваться нарастающей неотделимостью от человека. Социальная структура становится более сложной. Наряду с остающимися глобальными противоречиями между трудом и капиталом, переводящими эксплуатацию в более изощренные, часто более скрытые формы, ощутимо обостряются противоречия между знанием и властью. Само знание становится главной производительной силой, а это значит, что требуют критической переоценки прежние утверждения об исторической роли индустриального пролетариата как главной и даже единственной движущей силы глобальных социалистических трансформаций.
В информационном обществе, обществе высоких технологий, которое приходит на смену индустриальному обществу, знания принципиально изменяют свою природу и свою роль. Используя марксистскую терминологию, можно сказать, что знание становится центральным фактором общественной деятельности: тот, кто им владеет, имеет и власть, а тот, кому знаний недостает, неизбежно оказывается на вторых ролях. Эта объективная истина, полностью подтвержденная практикой развития мировой цивилизации в последние десятилетия, легла в основу зарождения нового качества общественной деятельности. Происходит вытеснение массовой трудовой, стереотипной деятельности в самые дальние уголки общественного производства. В любой хозяйственной отрасли, в любой сфере значимой социальной активности — от сельского хозяйства до сферы высоких технологий — возникает массовый спрос на иной тип рабочей силы, характеризующейся способностью к принятию творческих решений, универсальностью навыков и высоким образованием.
В этих условиях на политическую авансцену повсеместно выходит принципиально новый общественный класс — пролетариат знаний. Точно так же, как в свое время индустриальный рабочий класс, современный пролетариат знаний все увереннее становится носителем новых общественно значимых перемен, имеющих несомненную историческую перспективу. Представители этой многомиллионной армии — вокруг нас. Это ученый, открывающий все новые горизонты в своей сфере. Менеджер, стремящийся по-новому управлять тем или иным процессом. Инженер и рабочий, поспевающие за прогрессом на своем производстве. Крестьянин, внедряющий на своей земле новые сорта сельхозкультур или новые технологии. Преподаватель, осваивающий новые знания и передающий их ученикам. Врач, использующий передовые методы охраны здоровья. И так далее. То есть пролетариат знаний — это все те, кто так или иначе активно участвуют в общественном прогрессе, последовательно ориентированы на создание и развитие современных ценностей. Это все те, кто может создавать новые общественные отношения в экономической, научно-технической и гуманитарной областях, может самоорганизовываться, может реализовывать и защищать свои права.
Эта принципиально новая социальная категория мотивирована не столько целями обогащения и материальными запросами, сколько задачами самореализации. Ее главное средство производства — интеллект — неотделим от владельца. Его продукт деятельности — товары и услуги — может быть продан на рынке, но тут же неизменно воспроизводится вновь. По этой причине пролетариат знаний в эпоху “всеобщего потребления” создает фактически уже не стоимости, а ценности, и современная рыночная система пока лишь по инерции не отстает от такого парадоксального и далеко не рыночного положения вещей.
Именно армия “пролетариев знаний” объективно предъявляет наибольшие претензии к современному государству, именно она фундаментально заинтересована в строительстве и укреплении государства, которое не просто вынужденно несет определенные социальные затраты, но которое должно, в первую очередь, осуществлять функции всевозрастающих социальных инвестиций в человека, то есть, в образование, в науку, в здравоохранение. Все более и более очевидно, что без подобной ответственной функции общество больше не может воспроизводить ни себя, ни соответствующий уровень ценностей. Именно новый пролетариат знаний предъявляет самые высокие требования к уровню и качеству развития демократических институтов, способных обеспечить эффективный общественный контроль над самими целями глобального развития.
В постиндустриальных странах этот новый класс фактически является локомотивом всех позитивных изменений, вытаскивающим из глубины социального падения аграрных и промышленных рабочих, все меньше и меньше обладающих возможностями самостоятельной и квалифицированной политической борьбы. В странах второго и третьего мира он вступает в конфронтацию как с национальной бюрократией, так и с олигархическими кланами, паразитирующими на природной ренте либо на разгосударствленной собственности. Этот социальный класс, с одной стороны, придает целостность всей вертикали общественных отношений снизу доверху, а с другой — объединяет миры и цивилизации объективной общностью своих социальных, политических и гуманитарных запросов.
3.Преобразование проблемы собственности
Это один из самых принципиальных моментов в современной оценке развития общемировых социальных и политических процессов, по-новому представляющий и перспективы нашей политической практики, и горизонты нашей развивающейся теории. Весь предшествующий период истории в полтора столетия был временем, когда основным ядром всей общественной и политической полемики был вопрос о собственности и, соответственно, о неизбежной связи частной собственности с угнетением и эксплуатацией или, напротив, обобществления — с освобождением от эксплуатации. Сегодня есть все основания утверждать, что в такой своей форме эта проблема утрачивает свой смысл.
Мы помним, как объективный и глубокий марксистский анализ в еще позапрошлом веке вскрыл такие исторические ограничения частной собственности, которые не смогли в полной мере опровергнуть ни либеральные теоретики, ни сама история. В то же время мы убедились и в том, что тотальная государственная собственность не только не устраняет общественные противоречия, но, напротив, порождает их в новом виде. Более того, мы знаем, что монопольно-политическое распоряжение ресурсами государственной собственности практически неминуемо порождает соответствующий господствующий класс государственной бюрократии и новые формы угнетения. Мы убедились на недавней практике и в том, что разгосударствленная собственность, превратившись в частную, не “заработала” с умноженной эффективностью, а лишь реставрировала на постсоветском пространстве самые жуткие образцы хрестоматийного капитализма.
Можно утверждать, что в известном смысле произошла определенная девальвация проблемы собственности. Но не экономическая бесперспективность дискредитирует государственную собственность, ибо существует множество примеров, когда именно концентрация государственного капитала на стратегических направлениях развития приводила к прорывам и модернизации. Не только эксплуататорский характер частной собственности дискредитирует этот базовый элемент отношений, ибо в современном мире есть немало примеров, когда при разумно функционирующей частной собственности общество достигало не меньшей социальной справедливости, чем в странах социализма. И та же рыночная экономика является действенной моделью последовательного прогресса, если общество демократически определяет и контролирует ее главные цели: эффективность, общее благосостояние, свобода выбора. С тем большей очевидностью проступает вывод: важны не столько конкретные формы собственности, сколько формы общесоциальной мотивации тех, кто управляет, распоряжается и владеет собственностью. Можно сказать еще конкретнее: все зависит от того, каковы общественно-признанные цели развития, как происходит итоговое перераспределение национального дохода, каковы механизмы контроля всего общества за властью. Проблема собственности переместилась сегодня из проблемы владения в проблему управления стимулами развития, из проблемы контроля над источниками предпринимательской деятельности в проблему общегражданских механизмов контроля ее результатов.
Именно по этой причине, для нас, современных коммунистов, обобществление теперь реализуется не в политике перераспределения средств производства, а в борьбе за инвестирование в социальный капитал, позволяющее производить и воспроизводить равенство условий личностного развития. Для нас демократическая борьба за власть — это теперь не борьба за контроль над собственностью, а борьба за использование все новых и новых стимулов развития всего общества. Ответственность современных политик и политиков состоит сегодня в том, чтобы раз за разом совершать движения именно в этом направлении. И это уже не “благие намерения, которыми вымощена дорога в ад”, это единственно допустимый принцип развития, альтернатива которому — гибель самой человеческой цивилизации. Достойно ответить на этот глобальный вызов — это не просто долг современных коммунистов. Это наша историческая миссия.
Таковы, в основном, сущностные черты той картины мира, которая видится сквозь призму нашего обновленного мировоззрения. Это концептуальное ядро нашей политической программы, определяющей и наше самоназвание, и наше отношение к современной действительности. Именно этой картиной мы, молдавские коммунисты, иногда инстинктивно, а чаще вполне осознанно руководствовались тогда, когда в 2001 году пришли к власти. Напомним, что это была первая и единственная парламентская победа коммунистов за всю историю коммунистического движения в Европе. Второй раз это удалось нам же, но уже четыре года спустя. Заметим, что во многом эта очередная победа была обусловлена практической реализацией главных выводов, которые следуют из этого мировоззрения. Мы сумели доказать, что политика социальных инвестиций — это не популизм, не подачки и латание дыр, а реальный и эффективный механизм системного прогресса страны и общества. Мы сумели доказать, что развитие демократических институтов — это основной инструмент борьбы за интересы всего общества. Мы сумели доказать, что стимулирование инвестиционной и предпринимательской активности является органичной составной частью социальной политики. Мы сумели доказать, что только интеграционная открытость, полиэтнизм и гражданские свободы дают народу нашей страны реальные шансы постиндустриального развития.
IV. Стратегия созидания. Молдавская модель
1. От преодоления кризиса — к стабилизации. Опыт ПКРМ во власти
Республика Молдова до 2001 года представляла собой настоящую зону социального бедствия. За 10 предшествующих лет страна была фактически деиндустриализирована: большая часть объектов промышленности оказалась не просто приватизирована тогдашней государственно-политической элитой, но и выведена из экономической жизни.
Наделение крестьян землей сопровождалось уничтожением крупных товарных производств и реставрацией в аграрной сфере самого примитивного натурального обмена. Законодательство в целом носило репрессивный характер. Налоговая нагрузка и тяжелый коррупционно-бюрократический пресс лишали молдавских и иностранных предпринимателей всяких стимулов к экономической активности в Молдове. Всеобщая безработица в городах и селах, антигуманная социальная политика, многомесячные невыплаты пенсий, зарплат, стипендий, мизерные отчисления на сферы науки, образования, здравоохранения и культуры обусловили обвальное падение уровня жизни в стране, исход населения, массовую трудовую эмиграцию и депопуляцию. Обстановка осложнялась бессистемной политикой властей в сферах межнациональных отношений, полным равнодушием к задачам межнациональной консолидации граждан. На фоне фактически замороженного приднестровского конфликта происходили процессы коррупционного сращивания политических элит Приднестровья и основной части Молдовы, при этом законные власти демонстрировали абсолютную апатию к самой возможности эффективного и мирного объединения государства. Девятикратное увеличение бюрократического аппарата, с одной стороны, и восстановление доиндустриальных клановых институтов — с другой, сформировали в Молдове своеобразный господствующий класс и соответствующую полуфеодальную модель господства, прикрываемую формально разделяемыми лозунгами рыночного либерализма и псевдодемократической демагогией. Страна самоизолировалась от интеграционных процессов в Европе, власти саботировали эффективное взаимодействие в рамках тех или иных интеграционных процессов на постсоветском пространстве. В XXI век Молдова вошла в качестве самого бедного государства Европы, в качестве разделенной страны, лишенной какой бы то ни было идентичности и надежд на будущее.
В феврале 2001 года по итогам парламентских выборов к власти в стране пришла Партия коммунистов. По масштабам победы и доступу ко всем рычагам управления страной — это была своеобразная бархатная революция. Коммунисты получили 71 из 101 парламентского места. Такая победа требовала энергичных действий коммунистов по выходу